Подарок

Приятнее, чем получать подарки, их дарить. Умение подобрать хороший особенный  подарок - талант, которым, к моему великому сожалению, я никогда не обладала. Стыдно сказать, сколько дней рождений подряд я дарила мужу туалетную воду (замечательно, между прочим, что флакончика ему хватает как раз на год, а потому подарок всегда актуальный). А с какой радостью на восемнадцатилетие сестре, студентке технологического факультета, вручала (и как  мне вообще такая идея в голову пришла?) четыре тома «Войны и мир»! Аккуратно подписанные, в красивом переплете так они и покоятся в книжном шкафу с закладкой на четырнадцатой странице первого тома. Мастерить что-то своими руками я ленюсь не умею, до сих пор искренне верю в то, что «книга – лучший подарок» для меня, но, как учит жизнь, не для всех, а потому после некоторых колебаний и сомнений первоначальный вариант с книгой был с грустью, но отклонен.

Собственно говоря, какого-то особенного повода для подарка и не было вовсе. Можно было уйти по-английски, ничего не говорить и не дарить. Но откуда это жгучее желание непременно оставить свой след, нацарапать «здесь была Маша» и наивно надеяться, что не сразу и не скоро сотрется написанное. В свой последний рабочий день ну не могла я обделить вниманием того самого восемнадцатилетнего мальчика, кто вот уже полгода кажется таким особенным и на других не похожим.

Всё было спланировано и продуманно заблаговременно, как я люблю. Почти за месяц до увольнения поинтересовалась у Тарафая, вел ли он когда-нибудь личный дневник. «Нет, а ты?» Можно подумать, кто-то ожидал другого ответа. Мальчик из большой семьи, с доброй сотней кузин и кузенов своего возраста и тысячью подруг-ровесниц, у кого на личной страничке ни одной фотографии в одиночку, обязательно в компании друзей или родственников, кто проводит выходные в клубах и не читает книг, по его словам, совсем. И вот этому мальчику я рискнула (иначе и не скажешь) подарить на прощание толстую книжечку с аккуратно разлинованными пустыми страницами.

Но если бы только её. Тем подобный подарок и хорош, что предполагает длинную объяснительную речь, какие я так люблю. Выдохнула, три, два, один, поехали. Про то, что веду дневник лет с двенадцати и какая это замечательная привычка записывать с тобой происходящее, как она помогает упорядочить собственные мысли и поступки, и что всякое самопознание начинается с подобного рода записей, наконец, тронувшая меня некогда история про то, как пожилой уже человек, случайно наткнувшись на написанное им когда-то в молодости, не смог, как ни старался, вспомнить и признать, что нечто подобное в его жизни было, словно и не было никогда и не его была жизнь, и что память такая штука, и как мне хочется, чтобы благодаря этой книжечке он меня помнил, потому что я буду помнить его.

Тарафай не растерялся и не испугался, но внимательно меня слушал, бог его знает, о чём думая, улыбался там, где нужно, кивал, когда я этого ожидала, аккуратно спрятал в сумку подарок, сказал, что непременно попробует уже сегодня вечером, обнял, всё как положено. Попробует и бросит? А вдруг распишется позже, когда наступит его время, и тогда вспомнит обо мне. Наверное, это плохо так сильно хотеть остаться в памяти малознакомого и, по сути, чужого тебе человека. Разве недостаточно того, что он вдруг мне понравился и показался особенным, и потому я буду о нем помнить, зачем обязательно нужно быть особенной для него, зачем хочется, чтобы он помнил меня? Когда дарила, казалось, от чистого сердца, а теперь вот думаю, не из-за тщеславия ли своего и эгоизма.