Неприятная правда о Новой Зеландии

В «Гроздьях гнева» Стейнбека во время Великой депрессии в США 30-ых годов жители разоренной Оклахомы в надежде на возможность заработать честным трудом на кусок хлеба отправляются в богатую и сказочную Калифорнию, где роскошные сады, плодородные почвы и нехватка рабочей силы, как утверждают распространяемые по Оклахоме многочисленные листовки. Достигнув после долгого и сложного пути места назначения, герои действительно видят и райские сады, и плодородные почвы, однако спустя некоторое время к своему ужасу понимают, что с работой в этом сказочном и прекрасном штате дело обстоит совсем не так, как было обещано в заманчивых объявлениях.

Никогда бы не подумала, что проведу подобную параллель, но с каждым днём она становится всё очевиднее. С работой в Новой Зеландии дела обстоят плохо. Ни эксплуатации трудящихся, ни ненормированных рабочих дней, ни урезания зарплат, о которых пишет Стейнбек, рассказывая о произволе американских работодателей 30-х годов, здесь, конечно, нет, но есть, к несчастью, другие специфические вещи, делающие жизнь иммигрантов Новой Зеландии несладкой.

Человек, впервые заглянувший на сайт по поиску работы в Новой Зеландии, будет приятно удивлен количеством представленных на нём вакансий. В этой стране работа найдется для каждого! Этой стране нужны люди! О том, что одну и ту же вакансию размещают одновременно не менее пяти агентств, а значит, общее количество предложений хорошо бы сразу делить на пять, догадаться придётся уже самому, обжегшись предварительно об угнетающее количество умноженных на пять отказов. Совершенно ясно также, что всегда и везде независимо от страны о появившейся в компании открытой вакансии в первую очередь узнают знакомые и знакомые знакомых, а уж потом только официальное объявление вывешивается в интернет. Насколько такая круговая порука именно в Новой Зеландии подпорчивает жизнь иммигранту, трудно даже представить. Новая Зеландия – страна очень маленькая, это как деревня, в которой все друг друга знают в лицо. Новозеландский закон обязывает работодателя размещать объявление о появившейся открытой вакансии в интернете, но это совсем не значит, что еще до размещения место не было обещано коллеге из соседней компании или просто хорошему знакомому. Отсюда ужасающая статистика – только 5% людей в Новой Зеландии находят работу посредством интернета.

Другая специфическая черта маленькой и оторванной от остального мира страны  – страсть ко всему отечественному и местному. Если, скажем, в России опыт работы за границей всегда только плюс и дополнительная прибавка к зарплате, то в Новой Зеландии это, как правило, наоборот минус, которым хвастаться никому и в голову не придет. Опыт в маленькой, но местной конторке, для местного работодателя куда ценнее опыта заграничного, пусть даже в компании известной и с хорошей репутацией. Потому приезжему, независимо от его профессии и стажа, часто советуют начинать с малого, но местного. Начать с малого тоже не так просто, и в малом своей шкалы приоритетов при отборе хватает – высшее образование и пятилетний банковский стаж при устройстве грузчиком, например, на руку обладателю этих привилегий не сыграют точно. Однако есть, конечно, и те, кто начинает с грузчика и пробивается, так же, как и те, кто где начинает, там и заканчивает, равно как и такие, кто смысла в подобных жертвах не находит и уезжает. Последних принято считать исключительными неудачниками и в примеры вновь прибывшим не приводить. Может быть поэтому до недавнего времени я даже и не представляла, сколько грустных иммигрантских историй накопилось за последние года в Новой Зеландии.

На сайт униженных и оскорбленных иммигрантов наткнулась в интернете случайно. Учителя, врачи, работники офисов и банков со стажем - нет, не из Филиппин или Индии, но из Америки и Европы - в течение многих месяцев не могут устроиться хоть на какую-нибудь работу. Некоторые истории настолько ужасны, что кажутся неправдоподобными. Например, рассказ про одного русского парня, которому пришлось на последние деньги купить грузовик, чтобы было, где жить. Но это русский, которого, по всей видимости, перспектива жизни на родине пугает сильнее, чем жизнь впроголодь и в автомобиле, но зато за границей.  Основная же масса уезжает - кто домой, кто, если виза позволяет, в соседнюю Австралию, которая крупнее и богаче экономически.

Такое отважное предприятие как переезд, да еще в другую страну, это всегда риск, даже если ты обладаешь стопроцентно проверенной информацией о том, как там, за океаном. Разумеется, никто и никогда не может быть застрахован от того, чтобы не оказаться вдруг в меньшинстве. Обиднее, когда из-за своей неосведомленности ты попадаешь не в меньшинство, но в большинство, которое раньше считал меньшинством.

Жизнь и страдания юной Кэтрин

Вчера вечером за чаем разговорились с соседкой Кэтрин, в который раз выслушав историю её жизни и поисков себя в Окленде. Оказавшись впервые в Новой Зеландии три года назад, выпускница факультета журналистики почти совсем не говорила по-английски, поэтому первый год только и делала, что  усердно ходила на курсы языка и скучала по Германии. Подтянув английский и наплававшись вдоволь в океане, вернулась, радостная, после годового отсутствия, наконец, к себе на родину. Сколько рассказов и впечатлений! Осталось сложить их все аккуратно в папочку, убрать папочку на дальнюю полочку и приступить к делам важным и серьезным, поиском работы, скажем, заняться. И всё бы ничего, но что-то внутри продолжало настойчиво свербеть  –  уж не сердце ли, которое не обманешь, которое, как говаривал старый добрый Гёте, единственная гордость человеческая, источник всей силы, наслаждений и горестей людских? Так вот это самое сердце шептало Кэтрин, что немецкий уклад жизни совсем не для неё. Страдала, горевала, плакала и в итоге при поддержке либеральной мамы и с вымученного согласия консервативного папы - университетского работника, кстати – подала  документы на обучение в магистратуре Оклендского университета, которую благополучно закончила три месяца назад.

На вопрос, чем же ей так полюбился Окленд, Кэтрин неизменно начинает список своих перечислений с расслабленного и спокойного стиля жизни, хорошего климата, природы и океана. Ей нравится, что люди здесь не зациклены на работе, занимаются спортом, вообще не говорят про политику, много отдыхают и проводят всё свободное время с семьей. Её несказанно радует, что в Окленде так мало музеев и выставок со скучными экспозициями. Ей смешны комплексы новозеландцев по поводу того, что, в отличие от европейских держав, у их маленькой страны нет никакой истории, потому что история для Кэтрин – это бесконечные войны и убийства, и непонятно, как всем этим вообще можно гордиться.

Слушая хвалебные речи нашей соседки в адрес её горячо любимой страны и не зная при этом до конца, как и чем она тут живёт, легко можно поверить, что девушка нашла себе своё место под солнцем и искренне счастлива. Мы и сами, честно говоря, были удивлены, узнав, что долгое время по приезде в Новую Зеландию она пила сильные антидепрессанты, что из-за расхождения во взглядах с одной из коллег вынуждена была уволиться из кофейни, в которой подрабатывала во время каникул в университете. С нормальной работой Кэтрин пока тоже не определилась, находит периодически какие-то подработки, переделывает снова и снова своё резюме, наряжается на собеседования, интересуясь у нас каждый раз, достаточно ли презентабельно она выглядит, верит, надеется и не унывает, пусть на сегодняшний день все её усилия и безрезультатны. Уже из собственных наблюдений могу добавить, что у Кэтрин в Окленде несмотря на её огромный круг знакомых, совсем нет нормальных друзей. Те, кто, пользуясь её гостеприимством, ночует на диване нашей гостиной, сменяют друг друга так быстро, что имя редко кого из них удается запомнить. Праздники Кэтрин всегда празднует в разных компаниях, а её молодого человека, валентинка которого красуется на нашей кухне, за всё время мы видели только мельком и всего один раз.

И вот я думаю, что же так удерживает здесь, на краю земного шара, нашу Кэтрин, которая со знанием двух европейских языков и европейским гражданством могла бы легко и без визы, продления которой в Новой Зеландии она с замиранием сердца сейчас ждет, жить не только в Германии, но и в любой другой стране Европы? К чему ей вся эта расслабленность людей вокруг, если самой, чтобы расслабиться, приходится прибегать к антидепрессантам? К чему этот искусственный позитив и искусственное счастье, в которые она себя заставляет верить? Или это только мне со стороны всё кажется искусственным, а на самом-то деле она искренне счастлива и делает то, что должна делать? Говорят, что сердце не обманывает, пусть не обманет оно и нашу добрую соседку Кэтрин, ищущую для себя счастья, как ищет его каждый там, где ему кажется, его счастье должно быть.         

Скучаю по Москве

Недели за две до отъезда в Новую Зеландию случайно познакомились с молодым человеком, только что из Новой Зеландии вернувшимся. По окончании годового рабочего контракта, не предприняв никаких попыток остаться, наш новый знакомый благополучно переехал из Веллингтона в Москву, в которой никогда раньше не жил, но жизнь которой всегда виделась ему насыщенной и интересной, особенно теперь в сравнении с маленькой деревенской Зеландией. После таких речей нам с мужем осталось лишь переглянуться и плечами пожать. К тому времени мы доживали свой четвертый месяц в столице, спали и видели, как подписываем заявления об увольнении, делаем свой прощальный рейс в переполненном душном метро и, взойдя на трап самолета, машем ручкой в направлении по-дружески приютившей нас на время, но порядком поднадоевшей своим шумом и непрекращающимся движением Москвы.

Жить в Москве никогда не было нашей целью и уж тем более пределом мечтаний. Москва – это когда больше уже некуда, это выход из безвыходного положения, это запасной, но надежный и проверенный вариант. В Москве всегда можно найти работу, знакомых и единомышленников. Москва, как добрая многодетная мама, пусть и не на самых лучших условиях, но всегда приютит и с голоду умереть не даст. И в Самаре, где учились, и потом на кораблях частенько приходилось думать о том, чтобы бросить всё и в столицу. И вот однажды именно так и сделали.

В час дня - Венеция, голуби на площади святого Марка, гондольеры в полосатых майках, наш гигантский двадцатиэтажный плавучий дом и захватывающий список портов, в которых предстоит побывать, в два - старая добрая родная Москва. Я думаю, скандалить и качать свои права у нас обоих с мужем в крови. Ну не можем мы спокойно терпеть произвол и несправедливость в отношении себя любимых. Корабельное начальство отказалось предоставить нам отдельную кабину для проживания, и это притом, что первый контракт из-за их неорганизованности и безответственности мы – супруги - работали на разных лайнерах! Тогда промолчали и стерпели, но теперь чаша гнева переполнилась, чувство собственного достоинства перевалило за отметку нормы, терпение вышло из берегов, и мы, удовлетворив, наконец, природную свою склонность, учинили самый настоящий скандал. Систему, разумеется, не сломали, но бесплатные билеты до дома  вытребовали. Так Италия вздохнула с облегчением, а Москва приветливо улыбнулась и по привычке добродушно раскрыла свои объятья.

Остановились у друзей, у них же потом жить и остались. На работу я вышла уже через две недели, муж определился за месяц. Уладив таким образом дела первостепенные, быстро от корабельного стресса отошли и начали потихоньку осматриваться. В Москве меня и раньше, а в тот период особенно пугало и одновременно захватывало ощущение, что, в каком бы тихом московском переулке ты ни находился, вокруг миллионы таких же переулков, улиц и дорог, миллионы домов и машин, миллионы стариков и детей, женщин и мужчин, богачей и бедняков,  миллионы таких же как ты. И даже в самом маленьком тихом закутке ты всё равно продолжаешь чувствовать себя в центре этой огромной многомиллионной толпы и непрекращающегося движения. Помню, что были моменты, когда это чувство давало лично мне ощущение чего-то похожего на счастье. Счастье от того, что ты свободен, самостоятелен, что жизнь вокруг тебя кипит, что перед тобой сотни возможностей, путей и ходов, и ты вправе выбирать.  

Другое из приятных московских воспоминаний – чувство связи времен, осознание себя звеном в цепочке поколений, как в замке с приведениями, где, медленно идя вдоль длинного мрачного коридора, всматриваешься в портреты давно умерших королей, их отцов, дедов и прадедов. Не знаю, как у других, но у меня в Москве голова порой кружилась от бесконечных мемориальных досок на каждом втором здании: здесь жил Есенин, а там Высоцкий, тут пел Шаляпин, а за углом танцевала Майя Плисецкая. А как приятно сидя на скамейке Тверского бульвара представлять, как в доме напротив, развалившись в кресле, Пушкин писал остроумное и пылкое признание в любви в дневник какой-нибудь милой дамочке.

Ну вот, пожалуй, вкратце это и есть то самое, по чему время от времени я грущу и скучаю, то, за что я люблю и уважаю Москву, для которой, разумеется, легко найдется у меня в запасе немало и нелестных слов, но сегодня, так и быть, оставлю их при себе. Не плюй, как говорится, в колодец, не будучи уверенным, что день грядущий тебе готовит. Всё познается в сравнении, путем бесконечных проб и ошибок. Одно могу сказать точно, пожив в Новой Зеландии и оценив Москву со стороны, я к своему немалому удивлению куда лучше теперь понимаю того нашего случайного знакомого, бессовестно осмелившегося, как нам тогда показалось, променять тихую и прекрасную Новую Зеландию на круговерть немытой Москвы.

10 лет назад

10 лет назад мне было 14 лет, я жила с папой, мамой, младшей сестрой и бабушкой в городе Ульяновске и училась в 8Б классе. У меня были две лучшие подруги Оля и Аня, и любимая классная руководительница Людмила Алексеевна. Каждый день я ходила в школу и каждый вечер делала уроки, все мои дни недели, предметы и учителя легко делились на любимые и нелюбимые, а следовательно, нужные и ненужные. Мне нравилось заниматься любимым и нужным и не нравилось, но приходилось делать нелюбимое и ненужное, чтобы жизнь мёдом, видимо, не казалась. Это были такие правила игры, оспаривать которые мне и в голову не приходило, и мне казалось, что так будет всегда.  

10 лет назад я страдала от несчастной любви, и вместе со мной страдали героини всех книг, песен и бразильских сериалов. Я сочиняла стихи с рифмой –тебя, -себя, -любя и рисовала портрет своего избранника на полях в тетрадках. Я горько плакала по ночам в подушку и каждое утро после очередного романтического сна просыпалась с твёрдой уверенностью, что мне воздастся за мои ужасные страдания и что счастье моё близко и возможно как никогда. Я была уверена, что именно эта моя любовь самая настоящая, самая искренняя и самая безграничная, и думала, что так будет всегда.

10 лет назад я уже знала, кто такая Наташа Ростова, и мечтала, наконец, узнать, кто такой Евгений Онегин, потому что была уверена, что все умные люди этого мира знают, кто это, и я тоже хотела быть умной. Мне нравилось читать, но я боялась в этом деле переусердствовать, всерьёз полагая, что ещё пара книг, и все интересное будет мною прочитано, и жить вдруг станет очень скучно. Когда однажды в библиотеке среди огромного выбора литературы я не смогла найти ничего для себя подходящего и потому взяла уже прочитанную книгу, то почувствовала себя очень несчастной и очень умной одновременно, и мне тогда показалось, что теперь так будет всегда.

10 лет назад я и понятия не имела, что за страна такая Новая Зеландия, где она находится и кто в ней живёт. Я не то, что за границей, но даже и в Москве-то никогда не была. Мне казалось, что путешествовать – привилегия очень особенных людей, это как дар или талант, которым бог награждает далеко не каждого смертного. Я знала пару таких привилегированных индивидуумов – родителей моих одноклассников, которые работали то ли пилотами, то ли инженерами в авиакомпании, и поэтому часто летали за границу. Дома у них было много диковинных сувениров, и когда на мой вопрос, что это и откуда, одноклассники называли неизвестные мне города и страны, я и не думала завидовать, потому что это было бы то же самое, как если бы я позавидовала людям, у которых глаза не голубые как у меня, а карие. Я нигде кроме как в Ульяновске не жила, а жить в Ульяновске мне нравилось, и я полагала, что так будет всегда.   

10 лет спустя я смогу написать и про своё сегодняшнее настоящее нечто похожее тому, что написала сейчас про себя десятилетней давности. Переживания, надежды и сомнения покажутся вдруг по прошествии времени наивными и смешными. И самой наивной и смешной будет, пожалуй, та неновая уже мысль о том, что именно так должно было быть всегда.  

Не так страшна ностальгия, как неведение

Чешского писателя Милана Кундеру  знала и с удовольствием читала и раньше, однако удивительно, что самый, пожалуй, эмигрантский из всех его романов  «Неведение» попался мне именно здесь и сейчас. Нашла его случайно на русской полке в нашей любимой публичной библиотеке, не без возмущения про себя отметив, что это единственный писатель-эмигрант среди остальных писателей, представленных в библиотеке на русском языке. А ведь, наверное, неплохо было бы русским эмигрантам Новой Зеландии знать и таких авторов, как Бунин, Газданов, Набоков, Аксёнов, Бродский, писавших на русском и о России, не являясь при этом её гражданами. Допускаю, конечно, что кто-то из них есть на английском, да и с развитием интернета любая информация доступна, так что было бы желание.

В «Неведении» Кундера о России не пишет, хотя в других своих романах о русских рассуждать любит, что и не удивительно - русские, как известно, к его стране во второй половине 20 века отношение имели самое прямое. Кундера пишет об эмиграции, о которой, будучи сам с 1981 года гражданином Франции, он так же, как и о русских, знает не понаслышке. Герои его романа – Ирена и Йозеф – такие же эмигранты, как и он. Подобно Одиссею, после двадцати лет скитаний они возвращаются на родину. И так же, как Одиссей, страдая вдали от дома, был счастлив вернуться в Итаку, так и они должны, по мнению окружающих, быть счастливы увидеть родные пенаты. Однако ничего подобного в их эмигрантских душах не происходит. Рассуждая, Ирена приходит к выводу, что именно благодаря тем 20 годами жизни вне дома она сумела, наконец, стать самостоятельной и сильной женщиной, независящей ни от матери, которая осталась в Чехии, ни от мужа, которого она похоронила по приезде в Париж. Ирена нравится себе такой, какая она теперь, она хотела бы рассказать о своей жизни в эмиграции подругам на родине, но те не желают её слушать, они вообще не желают ничего знать о том её времени вне родины. Им нужно, чтобы Ирена забыла, выкинула из памяти те 20 лет, только тогда она вновь сможет стать для них своей. Но выкинуть 20 лет жизни – это  как отрезать предплечье от руки, героиня Кундеры не может, не хочет и не будет этого делать.

Само понятие ностальгии автор объясняет, возводя его к каталонскому корню, означающему «неведение» – ты далеко, и я не знаю, что с тобой, моя страна далеко, и я не знаю, что в ней происходит. Тема памяти и её избирательности кажется Кундере для человека покинувшего родину много важнее пресловутой тоски «по родным березкам»,  которая лишь стереотип, и которую ни один из описанных им эмигрантов не испытывает. Память безжалостно стирает моменты, события и эпизоды нашего прошлого, искажает представление о том настоящем, которое вдруг перестало быть настоящим для нас. Вот чего, согласно Кундере, следовало бы бояться. Встретившись случайно в аэропорту с Иреной, Йозеф только делает вид, что вспомнил её, на самом же деле он не вспомнил, кто она, даже оказавшись в одной с ней постели. Случайный эпизод из прошлого, который Ирена неизвестно почему бережно в своей памяти сохранила, в памяти Йозефа затерялся навсегда, как затерялись в ней его собственные чувства и мысли, описанные им же в юношеском дневнике. С этой точки зрения неслучайно в романе появляется образ Миранды – никуда никогда не эмигрировавшей и лишь косвенно связанной с обоими героями, но интересной автору своим отношением с прошлым и своей памятью о прошлом.

Излюбленная манера повествования Кундеры – чередовать эпизоды из жизни своих героев с собственными философскими рассуждениями о вечном и непреходящем. Кроме развенчания стереотипов об эмиграции и ностальгии, попытки взглянуть на явления эти по-новому, автор, как и в других своих произведениях, в «Неведении» снова и снова обращается к природе любви, показывая её иллюзорность, теме счастья, настаивая на его невозможности, рассуждает о тотальном одиночестве человека и скоротечности жизни.

Читать Кундеру одно удовольствие. В его книгах нет ни пафоса, ни банальщины, ни желания во что бы то ни стало угодить читателю, пусть даже ценою сделки с самим собой. Это автор, подкупающий с одной стороны, здоровым цинизмом, раскрепощенностью взглядов и здравомыслием, с другой, философской глубиной и желанием разобраться там, где на первый взгляд всё кажется ясным и элементарным.

И так уж у меня повелось, что с момента моего знакомства с Кундерой, он стал самым частым писателем, которого я рекомендую знакомым, обращающимся за советом, что почитать. А так как знакомых, интересующихся эмиграцией, за последнее время у меня становится всё больше и больше, то смело буду теперь советовать всем им именно это произведение, последнее, кстати, из написанных Кундерой на сегодняшний день.

Быть взрослым

Кто такой взрослый человек? Тот, кто рационально мыслит, отвечает за свои поступки и не пренебрегает своими обязанностями. «Ему 25 лет, а у него уже жена, двое детей, хорошая работа, стабильная зарплата, и родителям он помогает», - сказал как-то один мой знакомый про одного своего знакомого. Мне же в тот момент только и осталось, что глубоко вздохнув глубоко пожалеть, что не я жена, дитё или родитель того уникального знакомого. Всегда приятно пригреться где-нибудь рядышком с человеком взрослым и самостоятельным. Как грелось в «Превращении» Кафки у главного героя за пазухой любящее его семейство до тех пор, правда, пока он в жука не превратился и не стал вдруг резко никому не нужен.

Быть взрослым самому, не перекладывая этой обязанности на другого, разумеется, мало, кого прельщает. Однако когда вокруг других взрослых не остаётся, выбора тоже не остается. Всем, я так думаю, рано или поздно приходится сталкиваться с необходимостью становиться взрослыми. И счастливы те, у кого процесс этот происходит легко и безболезненно – окончил университет, устроился на работу, обзавёлся семьей, стало недоставать денег, устроился ещё на одну работу, влез в кредиты, повязал себя обязанностями и долгами, пустил корни так, что головой ни мотнуть, ни двинуться, ни пошевелиться. И вот стоишь ты, взрослый и радостный, дубом посреди садового участка и усмехаешься над яблоньками и вишенками тоненькими, которые, куда их садовник ни воткни, как ни полей и ни подкопай, не приживаются и всё тут.

Допустим, что среди этих деревцев есть те, кому не дано разрастись и произвести на свет потомство, однако есть, полагаю, и такие, кто может, но не хочет, противится, боится. Противится, потому что боится. Есть у меня одна подружка, с которой на круизных лайнерах вместе работали. Долгое время выбирала она между морем и семейной взрослой жизнью – принято считать, что возможность подобного выбора - исключительно мужская привилегия, ан нет, как видите. Дома у неё был любимый муж, хорошее образование, квартира, а на корабле работа в сфере обслуживания и свобода. Металась то туда, то сюда в течение трёх контрактов. На корабле по дому скучает, дома по кораблю. Выбрала в итоге, разумеется, дом. Сейчас работает по специальности, сделала ремонт в квартире, в выходные в кафе с подружками ходит. Муж и родня вздохнули с облегчением - слава богу, успокоилась, повзрослела. Сама же она втихомолку, особо не афишируя, по-прежнему продолжает лелеять мечту снова когда-нибудь вырваться из этой серой и рутинной жизни, которую все вокруг величают взрослой и правильной, которую так долго она для себя не желала и которой в итоге так и не смогла удовлетвориться.

У каждого человека есть перед этим миром свои обязательства, бежать от которых глупо. Никогда в своей жизни я не хотела быть перекати полем, а слово долг – будь то долг супружеский, материнский, нравственный или профессиональный -  не просто не вызывало во мне негативных эмоций, но наоборот, казалось всегда словом красивым и возвышенным. Раздавать чужие долги не хотелось бы, конечно, своя же ноша, как говорится, не тяжела. Так что же случилось со мной такого, что остановившись на пол пути, я испугалась и не могу, не хочу идти дальше? Я получила образование то, которое хотела, вышла замуж за того, кого полюбила, но когда дело осталось за малым – найти согласно своему образованию работу и родить ребенка, я до смерти испугалась, так и не сумев решиться на тот шаг, который многие делают даже не задумываясь. Я вбила себе в голову, что всё дело в стране, и задумала страну поменять, но из этого ровным счетом ничего не вышло, прижиться на новом месте не получается, меня снова все упрекают в невзрослости, и мне и стыдно, и грустно, и больно одновременно, как ребёнку, которого ругают за то, что в пять лет он до сих пор писается в штаны. Я хочу быть взрослым. Я боюсь быть взрослым. Я не умею быть взрослым. Возможно, я просто не до конца понимаю, что значит быть по-настоящему взрослым, и, что ещё ужаснее, позорно сомневаюсь в подлинной взрослости тех, кто хотел бы видеть взрослой меня.

Каждую ночь мне снится говно

Я стою в грязном вонючем закутке в изодранных колготках и вытираю себе задницу коркой хлеба, как вдруг за этим непристойным занятием меня застаёт моя религиозная подружка. Она спрашивает меня, что я тут делаю, я чувствую себя застигнутой на месте преступления, но стараюсь не выдать себя, вести себя как обычно и отшучиваться, но ей непременно нужно знать, что я тут делаю, она пытается заглянуть мне за спину, рассматривает мои драные колготки, и продолжает спрашивать, что я тут делаю. За спиной я сжимаю смешанный с говном кусок хлеба и ненавижу её. Я её ненавижу.

В последнее время почти каждую ночь мне снится говно. Наверное, я буду очень богатой. Духовно, разумеется. Я вижу Россию всю в говне, я вижу себя в школьных и университетских туалетах, унитазы которых испачканы говном, мне снятся деревенские деревянные сортиры, мне снится, как я заглядываю в дырки этих сортиров и рассматриваю булькающее в них говно. 

Русские парни Новой Зеландии

Русские парни Новой Зеландии ждут русских невест. Сложный путь эмиграции, адаптации, покупки машины и оформления кредита на жильё позади. Как много уже сделано для того, чтобы по праву считать себя успешным во всех отношениях человеком! Ах, если бы рядом была та, что сможет оценить, похвалить и разделить лавры победителя!

Русские парни Новой Зеландии размещают объявления на сайтах знакомств, вступают в активную переписку с бывшими одноклассницами и одногруппницами, исхитряясь с первого же письма выяснить все подробности их семейного положения, внимательно отслеживают появление в стране незамужних россиянок, а собираясь на родину в гости к родителям в тайне надеются вернуться назад окольцованными.

Русским парням Новой Зеландии не по вкусу новозеландки, которых они находят некрасивыми, неухоженными, толстыми и глупыми. Да и какая новозеландка сможет по достоинству оценить тонкую душевную организацию одинокого русского эмигранта? Нет, на это способна только русская девушка!

 Русские парни Новой Зеландии не останутся в долгу перед своей  русской избранницей. Им есть, что предложить! Они откроют для возлюбленной целый мир, мир сказочной волшебной Новой Зеландии, с её мягким климатом, тёплым океаном и экономической безопасностью. Они посадят её в прекрасный дом с прекрасным садом, прекрасным видом из окна и прекрасно обустроенной кухней. Они купят ей машину и отправят на курсы английского языка. Русская жена ни в чем не будет нуждаться, а самое главное, что взамен от неё благородный эмигрант ничего не потребует, кроме как быть верной супругой и заботливой мамой.

Русские парни Новой Зеландии презирают русских девушек, выходящих замуж за новозеландцев. Они расценивают это как предательство и неуважение к русской нации. Они считают, что русской девушке никогда не ужиться с иностранцем, что такой брак обречен на распад, что навсегда останутся между супругами разный менталитет, разная культура, разная религия. И как бы хорошо русская девушка не говорила на языке своего иностранного мужа, ему никогда не понять её так, как понял бы русский, выросший, как и она, на добрых русских сказках и великих советских кинокомедиях.  

Русские парни Новой Зеландии презирают новозеландцев, берущих в жены русских девушек. И как не стыдно бессовестным иностранцам пользоваться положением бедной и несчастной русской, которая, доведенная в своей стране до нищеты и отчаяния, не может устоять против соблазна заграничных подарков и сладких обещаний! И как только глупый иностранец не способен понять, что русской девушке нужны от него лишь деньги и гражданство! Разве такой брак не есть осквернение священного понятия о подлинном браке, который заключается волею Бога на небесах?

Русские парни Новой Зеландии не могут и не хотят осознать, насколько они сами бессовестны и глупы.

Какая странная судьба

Кроме воспоминаний о морских далях и диковинных портах мой полугодовой контракт на круизных лайнерах оставил немало воспоминаний о людях, встреченных в тот период времени. С некоторыми из них посредством социальных сетей общаюсь до сих пор, с интересом наблюдая, как складывается их жизнь теперь, насколько расходится или совпадает она с тем, о чем когда-то мечталось под плеск морских волн. Разумеется, никто не может запретить человеку мечтать и желать для себя счастья. Однако если в этом своём праве все мы равны, то куда девается сие равноправие, как только доходит дело до исполнения желаний? Не на том ли гармония в мире и держится, что если одному везет, другому обязательно должно не повезти? Есть ли закономерность и логика в таком распределении трагических и счастливых ролей?

Какое-то время на корабле работала в команде с двумя другими девушками примерно моего возраста. Одна филиппинка – маленькая, худенькая, шустрая и весёлая, другая из Перу – всегда грустная и с заплаканными глазами. Филиппинка трудилась уже второй по счету контракт, поэтому была для нас вроде босса и матери Терезы одновременно – объясняла, помогала, подсказывала, жалела. На корабле она знала всех, и все знали и любили её. Перуанка приехала на неделю позже меня, для неё это был первый контракт и первое столь долговременное пребывание вне дома – обычно контракты длятся от шести до семи месяцев. Сразу же по приезде стало ясно, что корабельная жизнь не для этой девушки и здесь ей не прижиться. Да и попала она сюда, в общем-то, случайно и не по собственному желанию - устроиться на корабль было решением её мужа, ей же, побоявшейся остаться дома в одиночестве, пришлось поневоле ввязалась в эту авантюру. А так как корабельное начальство к пожеланию супругов работать на одном, а не на разных лайнерах прислушивалось всегда  крайне неохотно, то вышло, что жена уехала раньше мужа, который остался дома в надежде в скором времени получить приглашение на один с ней корабль. Однако приглашение отправлять ему никто не спешил - свободных рабочих мест  на нашем лайнере не было, и их появление в ближайшее время не предвиделось, а значит, всё постепенно шло к тому, чтобы отправить перуанца на другой корабль. Девушка рыдала каждый день, говорила, что скучает по маме, братьям, сёстрам, собаке, что, не будь рядом с ней мужа, она не выдержит здесь и недели и уедет обратно. Лично я понимала несчастную страдалицу как никто другой – мой собственный муж в это время бороздил просторы океана по другую сторону земного шара - и потому вместе с всегда отзывчивой филиппинкой мы обе старались отвлечь свою бедную коллегу чем могли, не говоря уже о том, что в работе всегда помогали.

Прошла пара недель, никаких изменений в ситуации супругов не случилось, и потому с каждым днём перуанка всё больше крепла в своем решении прервать контракт. Её никто не отговаривал, все всё понимали и считали такое решение правильным. Однако ситуация резко изменилась самым неожиданным образом. Наша филиппинка не говоря никому ни слова, написала заявление об увольнении. Все были в шоке. Зачем? Почему? Ведь она уже не первый год работает, всё у неё ладится, да и что она будет делать у себя дома, где ни работы, ни перспектив? Аргументы девушки были весьма туманны. Сначала она сказала, что отправляясь на свой второй контракт, планировала накопить денег на мотоцикл, и вот теперь, когда накопила, эта работа ей больше не нужна. Потом заявила, что ей давно уже пора семью заводить, а не по миру мотаться, что дома её ждет жених, что она хочет детей и спокойной жизни. Второй аргумент звучал еще забавнее первого, потому как девушке было немного немало 22 года, на корабле же работало с сотню филиппинок порядком старше ее, которые и думать не думали о свадьбе и семье. Можно, конечно, предположить, что на  решение нашей коллеги повлияли рассказы о семье и доме из уст вечно плачущей перуанки, но опять-таки это всего лишь предположение.

Спустя пару дней филиппинка уехала. Её место, как все и ожидали, занял муж перуанки. Супругам выделили отдельную кабину, и они, живя и работая вместе, спокойно закончили свой шестимесячный контракт. Где-то на пятом месяце перуанка забеременела, чему супруги были несказанно рады. Все удивлялись и завидовали ей – приехала одна и со слезами на глазах, а уезжает уже втроем, плюс деньги, чудесные фотографии и яркие впечатления. От филиппинки мы тоже к концу наших контрактов получили известия, правда совсем не радостные. Девушка на смерть разбилась  на мотоцикле.

В друзьях в фейсбуке у меня они обе – и филиппинка, и перуанка. У одной на страничке рожицы маленькой черноглазой девочки, у другой кем-то выложенные фотографии с похорон. Глупо рассуждать о справедливости и несправедливости, о том заслуженно или незаслуженно мечты одних сбываются, а других нет. Как-то в письме я поинтересовалась у перуанки, как они с мужем назвали свою дочку. Почему-то мне казалось, что звать её должны Эмили, как ту филиппинку. Оказалась, что имя девочки Кристал, или Кристина, если на русский манер. Что ж, тоже, в общем-то, очень  красивое имя.    

КОТ ТИЩЕ ОТТ ДАИНЕТ

Таинственная эта фраза уже с неделю красуется на двери нашей комнаты. Подняв как-то раз в разговоре с мужем ряд порядком поднадоевших уже за последнее время вопросов, начинающихся с пресловутых  почему, зачем и как, договорились и дозапутались  до того, что пришлось всерьез задуматься над вопросом уже иного плана - как быстро и эффективно восстановить душевное равновесие и охладить свой буйный нрав. Успокоительное в доме закончилось уже очень давно, лишние деньги на успокоительное ещё раньше. Пришлось выдумывать новые собственные методы. Взяв первый попавшийся в руки журнал, трясущимися от умственного перенапряжения руками начала вырезать из него буквы алфавита, а вырезав – собирать из них слова. На фразе «Кто ищет, тот найдет» почувствовала себя вполне успокоенной, и дабы сохранить память об этом оказавшемся столь продуктивно успокоительным акте своего творения, прикрепила вырезанные буквы скотчем на дверь. Ободряюще так получилось. Будем, мол, искать, думать, творить, двигаться дальше и нам обязательно воздастся.

Вечная неудовлетворенность человека и его внутренняя нацеленность на поиск нового обычно радует и вдохновляет. Всё лучше, чем прозябание в болоте раз и навсегда выбранной для себя истины. Самый знаменитый искатель всех времён и народов Фауст Гёте за одни только свои поиски был прощен Богом, и душу его в конце концов под девиз «Чья жизнь в сомнениях прошла, того спасти мы можем!» ангелы у чертей отвоевали. А ведь если задуматься, Фауст ещё тем бунтарём был! Прожив во всех отношениях достойную и почтенную жизнь университетского ученого, решил на старости лет вдариться во все тяжкие и не побоялся душу дьяволу продать, только бы утолить свою жажду любви, разгула, разврата, приключений и путешествий. И это он-то, старый грешник, возомнивший себя разве что не самим господом Богом, был прощен?! Вот как высоко оценил Гёте страсть во всем дойти до самой сути, попробовать жизнь на зубок, найти в ней хоть что-то стоящее и ценное, ради которого стоило бы жить и умереть.

Но это Гёте и его личное субъективное мнение гения и творца. Знаменитая легенда о Фаусте и его сделке с чертом существовала, как известно, задолго до всемирно известного немца, и ни он был первым и последним ее интерпретатором и исказителем. На днях в библиотеке наткнулась на ранее мне неизвестную пьесу «Доктор Фауст» англичанина Кристофера Марло, современника Шекспира. Так вот господин Марло, как оказалось, сюсюкаться с Фаустом даже и не собирался. В его интерпретации образ продавшего душу дьяволу ученого симпатии вызывает мало - постоянно акцентируется внимание на его тщеславии, коварстве и эгоизме. Не стоит и говорить, как мало гётевского оптимизма в конце пьесы. На единственный способ для Фауста избежать ада – покаяться и признать свою вину – герой оказывается не способен, а потому никаким ангелам его уже не спасти. В заключении пьесы рассказчик обращается к зрителям с предостерегающей речью, не повторить путь сего грешного мужа и не замахиваться на то, чего знать человеку не дано изначально.  Вот такие разные точки зрения, как выясняется, на искания Фауста существуют.

Так что же в конце концов найдёт тот, кто ищет? Угробит сам себя своими вопросами и запросами или заслужит в финале уважения богов? Уже на следующий день своего появления на нашей двери пышущая оптимизмом и верой в лучшее фраза «Кто ищет, тот найдет» начала раздражать. Слишком уж своей лаконичностью и ясностью упрощает она сложный и болезненный процесс духовных исканий и осмыслений. Решила поэкспериментировать и попереставлять в надписи буковки. В новом виде, признаюсь, она нравится мне куда больше. 

Чего боятся новозеландцы

В 1935 году некий британец Аллен Лейн, слоняясь по вокзалу в ожидании поезда, решил купить себе что-нибудь почитать на дорожку. Мистер Лейн был достаточно образован и начитан, чтобы позволить себе тратить время на ширпотреб в духе глянцевых журналов или бульварных романов. Не найдя, к своему удивлению, в привокзальных киосках ни одной приличной книжки, британец этот, будучи человеком не только начитанным, но и предприимчивым, основал книжное издательство под названием «PENGUIN BOOKS», которое первым во всем мире начало выпускать качественную литературу в дешевом переплете и по низким ценам.

На оранжевые книжки с эмблемой пенгвинёнка я наткнулась случайно, оказавшись примерно в той же ситуации, в какой когда-то оказался мистер Лейн. И насколько британец в своё время удивился, не найдя ничего для себя подходящего, настолько же я обрадовалась, обнаружив целую полку интересной и, главное, дешевой литературы. Тот день воистину стал днём открытий, потому как вслед за открытием нового издательства, произошло и открытие нового писателя – моего первого новозеландского автора.

Кристиан Стед – поэт, писатель, критик, профессор английского языка, родился и работал в Окленде, сейчас на пенсии. Тот роман, который я прочитала, и мыслями о котором хотела бы поделиться, написан относительно недавно, в 71 году, и, говорят, по нему даже голливудский фильм есть. Боясь брать на себя ответственность за перевод названия – книги на русском языке в интернете не нашла – оставлю его на английском: “Smith’s dream”.    

Действие происходит в Окленде. Жена главного героя, библиотекаря по фамилии Смит, уходит к любовнику, его же другу и бывшему университетскому товарищу. Потеряв внезапно смысл жизни, Смит решает осуществить мечту каждого настоящего новозеландца - распродает имущество и отправляется в полном одиночестве на остров, где мирно ловя рыбу и размышляя над смыслом жизни, проводит почти год. Назад в город его увозят внезапно, насильно и без объяснений, обвинив в каких-то там политических махинациях. Оказывается, что пока Смит вел отшельнический образ жизни, не интересуясь событиями в стране, к власти в Новой Зеландии пришел в прямом смысле слова психически нездоровый товарищ, который с молчаливого согласия расслабленных и аполитичных граждан постепенно, но уверенно ведет страну к тоталитарному режиму.  В ходе разразившейся партизанской войны и главный герой, и его бывшая жена с любовником, попав в обстоятельства непредвиденные и критические, взрослеют духовно настолько, что оказываются в силах перебороть взаимную неприязнь. На этом любовный и межличностных конфликт романа разрешен, но не так-то просто разрешить конфликт политический. Дело в том, что для подавления маршей несогласных новый правитель не постеснялся просить помощи у американцев, которые не замедлили эту помощь ему оказать, высадив на прекрасный зелёный остров своих вооруженных солдат. Ничего эта ситуация не напоминает? Ох, кому как не нам, дорогие мои земляки, граждане бывшей вооруженной сверхдержавы, которую уже давно и заслуженно ненавидит каждая вторая маленькая соседская страна, знать, к чему приводят внутренние конфликты, в которые суются длинные носы больших и сильных доброжелателей! История холодной войны 1960-70 гг., которая, я так полагаю, и вдохновила новозеландца на написание романа, пестрит похожими примерами вмешательств США и России в дела маленьких государств. Много ли изменилась ситуация на сегодняшний день? Мне лично история сия видится по-прежнему актуальной.

В предисловии к роману автор пишет, что концовку спустя некоторое время он намеренно изменил. Не знаю, как выглядел первоначальный вариант, но полагаю, что он был оптимистичнее последнего, в котором главного героя, сумевшего после всех пережитых ужасов, затеряться на просторах девственной новозеландской природы, настигает и застреливает полицейский. Военный конфликт остается неразрешенным. Дилемма восставших -  сложить оружие, подчинившись режиму, или продолжать бороться – не имеет решения, потому как и то, и другое означает для них обречь на гибель свою родину. Не сложно догадаться, что продолжи партизаны сопротивление и дождись подкрепления русских, за помощью к которым они вынуждены были обратиться,  развяжется настоящая кровавая война, после которой не только пары городов, но и целого острова в живых не останется.

О Новой Зеландии часто приходится слышать как о маленькой, спокойной и миролюбивой стране, где нет ни хищников, ни ядовитых насекомых, а только вечное лето и счастливые расслабленные жители, до которых горести никакие не доходят с большой земли. Бывают, правда, в Новой Зеландии землетрясения несильные и дожди проливные, и то не везде, и нечасто. Так ли это? Оказывается, не совсем так. Оказывается, не только землетрясений и наводнений боятся новозеландцы. Потому что раз пишут, значит, боятся, значит, наболело и витает в воздухе. Конечно, книг, иллюстрирующих похожие ситуации гражданских войн, в разных странах и в разное время написано достаточно. Это не значит, что везде так было или будет. Жанр антиутопии тем и хорош, что работает с  ситуациями вымышленными и только гипотетически возможными,  но никак не реальными. Писатели любят порой страхи наводить. И всё же, согласитесь, защищен тот, кто предупреждён.

Найти свой город

Космополит не тот, кто переезжает из страны в страну в поисках нового отечества, но для кого весь мир – отечество, везде светит одно и то же солнце, а место значения не имеет.  Кроме скитальцев-космополитов есть и другого рода скитальцы – поглощенные  идеей найти СВОЙ город, то есть то особенное и единственное место на земле, которое бы максимально отвечало их духовным запросам.

Часто приходится слышать от друзей и знакомых фразы в духе «здесь очень красиво, но я чувствую, что это не мой город» или «как только приехал, сразу понял – мне место здесь и нигде больше». Свой внутренний голос нужно слушать, конечно, но когда речь заходит о первых впечатлениях и эмоциях, лучше семь раз проверить, как мне теперь кажется. Помню, когда в свой первый и единственный раз оказалась в качестве туристки в Париже, мысль о том, что именно здесь я хочу жить и умереть, прямо-таки оглушила меня. Однако никаких возможностей воплотить свои идеи в жизнь ни в тот момент, ни позже судьба мне не предоставила, а самостоятельно их искать не возникло даже и мысли. По прошествии времени случайно натыкаясь на фотографии и картинки Парижа, о том своём порыве даже и не вспоминала, хотя, разумеется, восхищаться красотами города это мне никак не мешало. Что ж, наверное, тогда в Париже я ошиблась и Франция вовсе не та страна, в которой мне следовало бы быть.

Чтобы понять, твоё это место или нет, нужно в этом месте не просто побывать, но и какое-то время пожить. Так всем всегда разумные люди говорят и советуют. Если по приезде удается быстро и легко найти работу, обзавестись хорошими друзьями, ассимилироваться под местных жителей, то город, получается, твой, а нет - значит, ошибочка вышла. К сожалению, быстро и легко в жизни мало, что бывает. Учиться на филологическом факультете, транскрибируя Пушкина и переводя с древнегреческого, тоже было нелегко. Но как со временем выяснилось, то были трудности совсем нетрудные. Одна моя преподавательница по этому поводу любила цитировать украинского философа с весёлой фамилией Сковорода, произведшего на свет любимый афоризм всех ленивых студентов: «Трудное не нужно, нужное - не трудно». Как ни крути, но в смелой этой фразе достаточно мудрости. Когда что-то долго и упорно не получается, неплохо бы задуматься о причинах, а главное о том, насколько то, что не получается, тебе в принципе необходимо.

Приехав в Новую Зеландию в поисках своего места под солнцем, первое, что я сделала -  искренне и с готовностью поверила, что именно это моя страна. В последнее же время всё чаще думаю, а моя ли? Я не скучаю по России, но я скучаю по ощущению собственной значимости и востребованности, которого в Окленде у меня нет. Те работы, на какие я в принципе могу здесь претендовать, исходя из своего образования и уровня языка, меня не устраивают и устроить не могут, потому и относиться к ним получается лишь как к чему-то временному и несерьёзному. К пейзажам за окном глаз быстро привык, а доброжелательность и улыбчивость людей вокруг, когда у самой кошки на душе скребут, всё чаще лишь раздражает. Так мой ли это город? И не теряю ли я здесь время даром?

Одна моя подружка, тоже путешественница и скиталица, пожаловалась как-то, что ей порядком поднадоело уже выдавать свои ошибки за опыт и менять работу на работу, вместо того, чтобы заняться наконец делом. Дело! Звучит захватывающе! Там, где есть для тебя дело, там, должно быть, и твой город. В Окленде нет для меня дела точно так же, как и дела до меня Окленду нет. Найду ли я себе, наконец, дело, вернувшись на родину?

Марсель Пруст на вопрос популярной в своё время анкеты, где вам хотелось бы жить, ответил, что с удовольствием жил бы в стране своего идеала.  Марселю Прусту в то время было немного немало тринадцать лет. И как тут ни признать справедливость и глубину мыслей этого ставшего впоследствии гениальным мальчика, осознавая в свои собственные двадцать четыре, как много ещё в этой жизни предстоит понять и принять.

Уезжать или не уезжать? Другие варианты будут?

- Какая же Вы счастливая, что уехали жить в Германию!

                                         - Так я и в Перми была счастлива!

Из комментариев к одному блогу

Мало у кого возникают сегодня вопросы на тему, отчего люди уезжают из России. В России плохая экономика, плохое правительство, плохое образование, плохое общество, плохая экология – ряд легко продолжить. И если когда-то оптимизм и надежды на счастливое будущее декабристов, славянофилов, коммунистов и прочих россиялюбов восхищали и вдохновляли, то в современном обществе люди, искренне полагающие, что настанет день и час, когда страна наша воспрянет ото сна, кажутся, мягко говоря, не в теме и выглядят как минимум странно. Нет, не воспрянет, и перемен к лучшему не будет. Если кому-то приятно думать иначе – ваше право. Для меня лично думать иначе кажется не просто наивным, но стыдным и пошлым, потому как думать иначе - значит недооценивать масштабы зла, не быть в курсе событий, закрывать глаза на проблемы, полагать, что всё образуется само собой, органически, нужно просто верить и ждать. Безусловно, время заживляет раны и даже излечивает некоторые болезни, но одновременно глупо забывать, что то же самое время старит, разрушает, подвергает тлению и, в конце концов, убивает. Россия, на мой взгляд, слишком больна, слаба и немощна, а потому обречена на смерть.   

Уехать, дабы не видеть всю эту гниль, можно в любую другую страну. В ту, например, которая - в случае если это, скажем, Канада, Австралия или Новая Зеландия - за счет своей молодости не так близка ещё к смерти и распаду, или ту, что опережает родину нашу по возрасту, но символизирует при этом старость порядочную и интеллигентную, старость европейскую.

Уехать – звучит очень заманчиво, сети интернета пестрят счастливыми примерами людей уехавших и удачно за границей устроившихся. В то же время, зная лично некоторых из этих счастливых эмигрантов, не могу не учесть тот факт, что большинство из них были бы почти также счастливы, спокойны и более или менее успешны и у себя на родине. Я сейчас не про комфорт, стабильность экономики, безопасность или климат, точно также как и не про возможность карьерного роста и развития, которую предоставляет профессиональная эмиграция талантливому специалисту, невостребованному у себя на родине. Я про внутренний баланс и внутреннюю гармонию. Плох тот эмигрант, который не знает, чего ищет и чего хочет, потому как эмиграция проблем внутреннего характера не решает и решить не может. Человеку, привыкшему доводить себя риторическими вопросами и всюду искать оборотную сторону, от своего мировоззрения, от своих мыслей, доставшихся в наследство от всё той же "духовной" его родины, не эмигрировать вовек. Опять-таки путешествовать с целью самопознания - это одно, эмигрировать, раз и навсегда переняв чужие законы, - другое. Если на душе слишком темно и мрачно, то ни свет, ни порядок извне тут не помогут.

В университете писала дипломную работу по романам Генри Миллера. Идеи американского «бесстыдника» и «страшного бунтаря» новыми в момент их появления – 30-е года 20-го века - не были, потому как существовали и до него рассуждающие в том же направлении Достоевский, Ницше и иже с ними. Однако насколько актуальными идеи эти остаются вплоть до сегодняшнего дня, судить нам с вами. Герой Миллера, настаивая на обреченности существующего мира и неприемля для себя идеализма и позитивизма в любых их проявлениях, развлекается тем, что, опускаясь на самое дно общества, наслаждается лицезрением его язв и  уродств, не просто не пытаясь их излечить или исправить, но ликуя по поводу приближающейся смерти того общества, того мира, в котором сам он существует и частью которого является. Потому что только умерев, можно воскреснуть. Только смерть приносит избавление и новую жизнь.

Сколько в мире людей, столько и мнений. Сложно убедить, а тем более переубедить в чём-то человека, который видит и оценивает ситуацию иначе, чем ты, у которого иной жизненный опыт, характер и нрав. Жизнь в России определенно не для всех, но и эмиграция точно также не для всех. Чтобы понять, что в этом мире для тебя, нужно, я так полагаю, пробовать разное и противоположное, делая выводы и оставаясь при этом честным с самим собой. Способы взаимоотношения с любой возникшей на пути человеческом проблемой разнообразны и неисчерпаемы, и даже в том случае, когда закрывать глаза на проблему больше невозможно, убежать от неё не удаётся, а искоренять её бесполезно, даже и в этом случае остаётся как минимум еще один вариант - посмотреть проблеме в лицо, изучить и проанализировать, не чтобы вылечить, но чтобы понять. 

О том, как важно знать, откуда твои гости

Выйдя с утра в гостиную, обнаружила на нашем диване новое тело. То, что тело новое, было очевидно по торчащим из-под одеяла африканским косичкам, которых не наблюдалось ранее ни у одного из наших двух соседей.  Если бы это была девушка Хэша, то она вероятнее всего спала бы у него в комнате, из чего легко заключить, что наша новая гостья -  очередная бездомная подружка сердобольной Кэтрин. После таких выводов с легким сердцем продолжила процедуру по приготовлению кофе, ни питая ни малейшего желания выспрашивать подробности ни у Кэтрин, ни у незнакомки. К сожалению, делать что-то бесшумно я никогда не умела, потому и неудивительно, что девушка быстро проснулась. Мы поздоровались, и я как обычно сделала вид, что очень занята и спешу, потому как перекидываться вежливыми фразами о погоде не было никакого желания. Однако гостья по всей видимости посчитала некультурным отмалчиваться и принялась расхваливать сегодняшний теплый и солнечный день.

Здесь в Окленде я часто ловлю себя на мысли о своем недостаточном дружелюбии по отношению к незнакомым людям. В местные обычаи входит улыбаться и здороваться друг с другом, обмениваться репликами о погоде, комплиментами и прочими приятностями. Однажды по дороге в магазин, задумавшись, я чуть не налетела на пожилую негритянку с сумками, которая, улыбаясь в ответ на мои извинения, воскликнула, как же хорошо сидит на мне моё платье! В Москве меня всегда выводили из себя угрюмые и безучастные лица людей в метро, на улице, в магазинах, и точно так же, как и большинство моих друзей, я любила рассуждать на тему кислой русской физиономии, противопоставляя ей счастливые и улыбающиеся лица, которые наблюдала в чужих странах. И вот теперь, живя за границей, я с ужасом понимаю, что и сама являюсь обладательницей кислой русской физиономии, которая так ярко вдруг стала выделяться на новом для неё фоне.

Вспомнив за собой сей порок и решив не разочаровывать гостью своей русскостью и врожденным недружелюбием, я поспешила подтвердить расчудесность и особенность  сегодняшнего дня, на что незнакомка отреагировала мгновенно, начав рассказывать историю своего появления в наших апартаментах. История оказалась такова, что стыдно мне в конце концов стало не только за своё недружелюбие, но и за то, что слишком много внимания уделяю я своим проблемам и неурядицам, слишком большое значение придаю тому, чему не следовало бы.

Дело в том, что милая эта негритяночка прибыла к нам прямиком из-под обломков Крайстчерча. В момент землетрясения она собиралась в университет, но так до него и не дошла, потому как доходить стало вдруг не до чего. Дом, в котором девушка снимала комнату, за исключением десятков выбитых окон и других незначительных повреждений, слава богу, остался цел. Однако само осознание того, что будь моя собеседница в ту злосчастную минуту не дома, а в гостях, на улице или в университете, проще говоря, в любом другом месте Крайстчерча, где она совершенно спокойно именно в ту минуту могла бы быть… о, об этом, -  перебивает меня очевидица, - лучше думать как можно меньше, слишком страшно насмотревшись на мертвых и искалеченных рассуждать на такие темы!

В Окленд девушка приехала вчера вечером в надежде подать документы на перевод в местный университет. Ни родителей, ни близких в Новой Зеландии у неё нет – она эмигрантка из Африки.  Зато есть подружка Кэтрин, которая любезно предложила ей пожить какое-то время у неё дома - то есть дома у нас. Сейчас наша гостья ищет работу и жильё и с замиранием сердца ждет ответа из университета. Попросила держать за неё кулачки. Что ж, будем держать, и за неё, и за всех остальных новозеландцев, а теперь ещё и японцев, переживших то, перед чем все наши проблемы, заботы, переживания и комплексы не что иное, как ерунда полнейшая.

Соседей не выбирают

Соседей как и родителей не выбирают. За время жизни в студенческом общежитии, корабельных плаваний, путешествий по съемным квартирам Самары и Москвы, с кем только не приходилось делить квартиру, комнату, кухню, каюту, умывальную раковину и даже койку. И каждый сосед был по-особенному хорош, а если вдруг случалось, что был сосед плох, то даже и плох он, как впоследствии при сравнении с другими новыми соседями оказывалось, был по-особенному.

Наши новозеландские соседи, о которых я буду сегодня писать, тоже особенные. Кэтрин и Хэш делят с нами коридор, кухню и гостиную, занимая по комнате в большой трёхкомнатной квартире, принадлежащей некоему новозеландцу Роберту - самому миролюбивому и ненадоедливому хозяину из всех встреченных на моем пути хозяев. Благодаря чудесной традиции цивилизованных стран оплачивать съемное жилье через банк, Роберта за все четыре месяца мы видели лишь единожды при вселении. Саму квартиру нашли без посредников, наткнувшись на частное объявление на сайте. Созвонились, договорились и на следующий день уже въехали – вот так всё просто бывает, когда имеешь дело с расслабленными и простодушными новозеландцами.

  Кэтрин и Хэш, в отличие от Роберта, не новозеландцы, но очень хотят ими быть, что, на наш сторонний взгляд, им обоим неплохо удается. Кэтрин – немка с двухлетним новозеландским стажем, отличным английским, журналистским образованием и шилом в одном месте. Потому как знакомых немцев до соседства с ней у меня не было, все мои представления об этой "гениальной и коварной" нации ограничивались лишь общепринятыми стереотипами и штампами, которые Кэтрин последовательно продолжает разрушать.

И как только я могла предположить, что немцы черствы и негостеприимны? За то время, пока мы живём с Кэтрин, на диване нашей гостиной успела переночевать добрая половина ее университетских знакомых, периодически остающихся, по словам сердобольной немки, без хлеба и крова над головой. На днях мы даже подумали, уж не организовала ли она свой маленький бизнес, предлагая bed & breakfast страждущим.

А как я могла верить в то, что немцы все как один серьезные и вдумчивые натуры, которые семь раз подумают прежде, чем что-то сказать? Наша Кэтрин говорит так много и так быстро, что порой кажется, на подумать ей уже в принципе времени не остается. Как-то еще в первые дни нашего сожительства меня угораздило поинтересоваться насчет ее любимых немецких писателей. Не буду скрывать, что цель я преследовала самую тщеславную и эгоистическую -  блеснуть перед живым носителем великого языка и культуры своим знанием немецкой литературы. И какого же было моё удивление, когда в ответ я услышала одного лишь Гёте с последующим уточнением, что вообще-то книги она не очень любит читать.

Почти так же как книги Кэтрин не переносит пива, что для воображаемого мною типичного представителя Германии было когда-то одинаково непростительно, как и незнание пьес Брехта, например.  Вот уж действительно, век живи – век разрушай стереотипы, а чужая немецкая душа – потемки. В целом же Кэтрин не только приятная и симпатичная девушка, но и целеустремленный, нацеленный на успех человек, специалист по современным музыкальным направлениям, создатель собственного музыкального сайта, над которым она кропотливо и усидчиво – ну должно же в ней быть хоть что-то истинно немецкое - продолжает работать.  

А в то время, пока Кэтрин занимается сайтом своей мечты, наш второй сосед Хэш продолжает работать бухгалтером, получая, в отличие от троих своих соседей-гуманитариев, неплохие деньги. Хэш – обладатель мускулистого тела черного цвета и белоснежных зубов. Родом из Южной Африки, вот уже как семь лет он живет, здравствует, учится и работает в Новой Зеландии. Английский - его родной язык, однако то, как он при помощи этого языка общается, приводит меня, мягко говоря, к замешательству. Нет,  я не могу сказать, что не понимаю его вообще, те 80 % информации, которые, как утверждают ученые, передаются при коммуникации невербальным путем, до меня безусловно доходят. Вот с остальными вербальными двадцатью уже хуже.

Хэш любит спорт, русскую водку и красивых девушек. Каждое утро перед работой он занимается в спорт зале, каждый вечер перед сном балует себя водкой с апельсиновым соком - все в допустимых здравым смыслом объемах, разумеется. А с недавних пор у него появилась новая безобидная привычка - интересоваться Россией и русским языком. Учитывая тот факт, что на одни и те же его вопросы отвечаю я весьма односложно, с трудом, как уже было сказано, понимая африканский акцент и особенную манеру Хэша говорить,  в его любопытстве был заподозрен мною скрытый умысел. Дело в том, что начало всех его расспросов традиционно совпадает с началом моих работ по приготовлению ужина. Заканчивается наша беседа тоже всегда одинаково – его восторгами по поводу моих кулинарных способностей и вопросом,  все ли русские девушки такие хозяйственные. А на днях так он и вовсе проговорился - увидев у меня в сковородке картошку с грибами, воскликнул, что ему определенно пора жениться и жена его непременно должна быть русской. Теперь боюсь, как бы не появилась у нас в доме еще одна сожительница – русскоговорящая и домовитая.

Живя и работая на корабле, я делила каюту пополам с соседкой, и обе мы делили ванную комнату с другими двумя девочками из соседней каюты. Ванная комната, таким образом, была посередине и с двумя дверьми, направо - к нам в каюту, налево - к соседкам. Двери мы, доверяя друг другу, никогда не запирали. После какой-нибудь вечеринки или просто тяжелого рабочего дня, встав среди ночи по нужде, я пару раз спросонок путала двери, и вместо своей вваливалась в чужую каюту, вызывая всеобщий смех и разговоры на утро – однажды я даже уснула на чужой кровати, потому как располагалась она и выглядела точно также как и моя, а соседка, работая в ночную смену, отсутствовала. Всё это разом прекратилось, когда в смежной каюте поселился молодой человек – парень нашей соседки. Дверь предусмотрительная девушка стала запирать, боясь, видимо, как бы среди ночи я снова не перепутала кровати. По сути, весьма разумная предосторожность, вот только общаться мы после этого стали меньше, а под конец почти и не здоровались уже. Как говорится, соседство соседством, а личная жизнь у каждого своя. Да здравствуют здоровые, искренние и разумные отношения между соседями!

Работа и мучит, и кормит, и учит

Что ж, продавщица из меня не вышла. Полуторамесячное прозябание за прилавком закончилось разговором на повышенных тонах с менеджером, что в итоге выбило меня из колеи почти на месяц. Наисветлейший мой начальник оказался любителем подчивать своих подчиненных не только бесплатными обедами, но и беспочвенными обвинениями.  Кульминацией его справедливых и не очень придирок в отношении меня стало ошеломляющее своей смелостью и наглостью заявление о том, что я, мол, обокрасть его собираюсь. Как от обиды не разрыдалась у него на глазах, до сих пор для меня загадка. Разговаривать в надежде логически опровергнуть плоды его фантазий и грёз было изначально бессмысленно, однако - дабы совесть очистить – я честно попыталась. Результат – с чистой совестью, пусть и облитая помоями положила ключи от магазина на стол, забрала зарплату наличными и оставила своего достойного господина орать на своих манекенов. Так я потеряла работу и веру в адекватных начальников.

Отойти от произошедшего оказалось сложнее, чем я предполагала. Первая реакция – хватит с меня сферы обслуживания! Не могу, не хочу, не буду! Почему я - красавица, умница,  с университетским образованием, красным дипломом, проще говоря, несравненная, преподобная и во всех отношениях достойная я -  должна страдать из-за таких вот идиотов! Не хочу больше в золушках ходить! Освободите престол, я взойду! Чуда, однако, мой праведный гнев никакого не сотворил. Может, всё потому, что чудес не бывает, а может, мои 12 часов еще не пробили. Так и осталась замарашкой с плохим английским и никому ненужным филологическим образованием. Знала, что надо бы начать всё с нуля, печатать новое резюме, искать новые магазины, но сил на это в себе никаких не находила. И приняла я тогда постыдное решение воспользоваться своим положением замужней дамы. Пусть выкручивается, как хочет, а я умываю руки! Рассуждая так почти месяц, тщетно пыталась освободить свою голову от всевозможных «но», закрывая глаза на тот очевиднейший факт, что супруг мой не бог, не волшебник, и даже на худой конец не программист, а такой же простой смертный филолог как и я, тем лишь отличающийся, что английский лучше знает и опыт работы по специальности хоть какой-то имеет. К тому же ситуация с трудоустройством мужа усложняется еще и тем, что на плечи его ложатся обязанности по продлению наших рабочих виз, а потому работа его должна быть не любая, но обязательно официальная и квалифицированная. И вот посмотрела я, как рассылает супруг мой резюме пачками, пишет письма сопроводительные чуть ли не в стихах, ходит по собеседованиям, а заодно и на почту за спонсорской помощью от добрых своих родителей, как постепенно он отчаивается, всё больше говорит про Россию и не спит по ночам. Посмотрела – и устыдилась.

Был светлый солнечный день, когда мысль, что пора бы мне уже засунуть свою поруганную гордость, тупой снобизм и обиду на весь свет в одно место и начать, наконец, что-то делать самой, застала меня одиноко сидящей под одиноким деревом в парке. Воротилась домой, состряпала на скорую руку новое резюме и пошла. На этот раз не по магазинам, но по ресторанам, барам и кафе. Я уже писала о том, как сложно устроиться в Окленде в самый простой магазин, что прежде чем меня взяли на предыдущую работу, мне пришлось трижды обойти все местные бутики и отделы супермаркетов. С ресторанами и кофейнями дело обстоит точно также. Опыт работы в ресторанном бизнесе обязателен, предпочтительно – новозеландский. Я зашла всего в пять или шесть мест. Тот факт, что через два дня мне позвонили и пригласили на собеседование, до сих пор считаю чудом.

Возможно, я придумываю и преувеличиваю, но вертясь перед зеркалом за полчаса до собеседования, я чувствовала, что выгляжу как богиня. Мне казалось, что даже в день своей свадьбы я не была такой красивой. Наверное, всё это от осознания того факта, что второго шанса у меня уже не будет, что провали я сейчас это несчастное собеседование в маленькую кофейню, на меня такая апатия, такое бессилие накинутся, что не выкарабкаюсь. И как же я обрадовалась, когда увидела, что в первый раз за всю историю моих четырех интервью в Окленде собеседовать меня будут мужчины - два молодых новозеландца! Стоит ли говорить, что отвечая на вопросы, улыбалась так, что скулы сводило, а пожимая на прощание руку сначала одному, потом другому, повторила дважды, что непременно, непременно должна увидеть их вновь. Сказали, что пообщаются с остальными кандидатами и позвонят к середине недели. И я знала, что оба смотрят мне вслед до тех пор, пока я не вышла на улицу. Хотя, возможно, я  придумываю и преувеличиваю.  

Я ждала, и мне позвонили даже раньше, чем обещали. И вот сегодня у меня уже был первый двухчасовой тренинг. Кофейня – близко от дома, уютная, со вкусным, ничем не перебиваемым запахом кофе. Я почти счастлива, почти выучила основные виды и подвиды кофе, почти понимаю акцент и юмор нового менеджера, и уже с нетерпением и волнением жду следующего раза, когда должна буду научиться делать самый вкусный в мире кофе.

Никогда бы не подумала, что работа простой официантки может стать столь желанной и вызывать так много энтузиазма. В своей стране мне бы и в голову не пришло пойти работать в кофейню. Но я не в своей стране и возвращаться в свою страну по-прежнему не хочу. Я продолжаю воспитывать себя. Я продолжаю верить. И всё происходящее видится ценнейшим экспериментом. И мне по-прежнему жутко интересно, когда же, чем же эксперимент этот закончится, а главное, каковы будут выводы и оценки.