Книжки, ах книжки и добрый рыжий дядя

К середине дня решила развлечь себя прогулкой в библиотеку. Хотелось Достоевского, злого и жестокого. Увы, всё, что нашла на русском, так это два его сопливых и жалостливых романа – «Бедные люди» и «Униженные и оскорбленные». Нет уж, увольте. Попробовала почитать «Записки из подполья» на английском, но быстро от этой идеи отказалась  - не кощунство ли, читать со словарем то, что можешь  цитировать в оригинале? Полистала сборник частных писем Пушкина, оказывается, и у него бывало в жизни немало проблем бытового характера – не хватало денег, подводили друзья, ревновала жена, раздражала бюрократия и соседи.  Да уж, в который раз убеждаюсь - извечны не только вечные, но и бытовые проблемы. Вопрос в том, как к ним относиться. Пушкин был сангвиником - раз, талантливым - два. С такими данными на многое глаза закроешь. А еще Пушкин, как известно, отлично знал французский, в подтверждение чему добрая половина его писем написана на нем. А я, лентяйка, английский, живя в англоговорящей стране, до сих пор до ума никак не доведу. Ох, больная тема. Да и к чему эти глупые сравнения. Нет, я не Пушкин, я другой!

На втором этаже библиотеки случайно наткнулась на столик, с аккуратно расставленными на нем книгами о России и русской культуре. Ничего особенного, красивые подарочные издания с глянцевыми картинками и общими словами для тех, видимо, кто о России представления не имеет, а значит, способен со всей чистосердечной наивностью восторгаться нашими великими достижениями, просторами и историей. Полистала один такой путеводитель по российским достопримечательностям - пышные храмы, соборы с золотыми куполами, роскошные дворцы и изящные фонтаны, гигантские монументы великих и гениальных. Что и говорить, рядом с одним только Храмом Василия Блаженного вся юная архитектура Новой Зеландии меркнет в одночасье. Так и вижу, как какой-нибудь новозеландский простофиля стоит с открытым ртом на Красной Площади или не жалея сил задирает голову, разглядывая стены Храма Христа Спасителя. Лишь дай-то бог,  чтобы по пути в аэропорт, застряв в трехчасовой московской пробке, турист этот не вздумал пялиться из окошка машины, иначе ох как подпортит ему впечатление от России длинный ряд серых унылых бетонных однотипных зданий. А ведь это только Москва! Слава богу, не развит туризм в нашей милой провинции - пятиэтажной России! Вот разочарований-то было бы! В конце книжки, кстати, нашла страничку и про Самару – две картинки и маленький текст про бункер Сталина, самых красивых самарских девушек и Максима Горького, которому, якобы, посчастливилось жить и работать в этом чудном волжском городке. О том, что недолюбливая Самару, Горький как-то дописался до того, что предложил на въезде в этот славный град вывесить табличку с надписью «Оставь надежду, всяк сюда въезжающий», не упоминается, конечно. Об этом разве что самарским музейным работникам, текстологам да литературоведам известно - только кто ж их спрашивать-то будет, такие красивые путеводители издавая.

Наверное, невеселые эти мысли и сыграли свою роль при выборе следующей книжки. Как иначе могла оказаться у меня в руках тоненькая брошюрка по психологии с большой чёрной собакой и надписью в духе "Как побороть депрессию" на обложке? Села в кресло, листаю – смешные иллюстрации с короткими комментариями, что есть депрессия и как можно помочь человеку из нее выкарабкаться. Местами очень забавно, в целом достаточно грустно, потому как, раз так много разных советов и ничего универсального, значит, дело непростое и серьезное. И вдруг заботливый такой голос с соседнего кресла: «Я извиняюсь, но с вами всё в порядке?» Поднимаю голову  - мужчина лет пятидесяти с длинными кудрявыми рыжими волосами. «Да, - говорю, - а в чем дело?» Он кивнул на мою книжку и спрашивает, знаю ли я, что термин «черная собака» принадлежит Черчеллю, который в течение всей жизни страдал сильными приступами депрессии. «Нет, не знала, спасибо». «У вас какие-то проблемы? Может вам помощь какая нужна?» - продолжает добрый новозеландец. «Всё окей, есть некоторые проблемы, но я с этим справлюсь», - отвечаю, вставая, чтобы уйти. «Всего вам хорошего, всё наладится», - говорит он мне вдогонку.

И вот всю дорогу домой я мысленно рассказываю этому чужому рыжему дяде, как мне тяжело и как много у меня на самом деле проблем. Что бы, интересно, он ответил на все мои излияния, если б я ему и вправду взяла да рассказала всё как есть? Наверное, он для приличия просто спросил. Принято же, например, у американцев  интересоваться твоими делами, не рассчитывая слышать в ответ ничего, кроме как всё окей. Хотя в любом случае спасибо ему за сочувствие и оптимистичный прогноз по поводу моего будущего. Значит, действительно всё наладится, раз незнакомые люди так считают. Со стороны, говорят, виднее.  

А могло бы и плохо кончиться

Утро дня началось с душераздирающего рёва сирены над головой. Первая и, в связи с последними событиями в стране, самая логичная мысль – землетрясение. Мысль вторая и еще более логичная – не трясет, значит не землетрясение. Что же тогда? Пожар? Натянули на себя что-то из одежды и вслед за остальными, такими же сонными и лохматыми, спустились по лестнице на первый этаж. На улице, как мы и предполагали, две машины с мигалками, суетятся пожарные во всей соответствующей званию экипировке. В то же время ни огня, ни дыма не видно, и, главное, полное безразличие на заспанных лицах соседей. Ну значит, ложная тревога, раз все такие спокойные и расслабленные. Минут через двадцать нам разрешили подняться. Не раздеваясь, бухнулась на кровать и уснула, будто и не было ничего. Через три часа снова сирена. Да что же это такое? Издеваются они что ли? Накрылась одеялом с головой и решила никуда не идти. И пусть весь мир горит синим пламенем! Муж в то время не спал уже, потому пошел вниз разузнать, в чем там всё-таки дело. Я осталась одна.

В течение следующих тридцати секунд сна уже ни в одном глазу не было, что и не удивительно - под такой-то рёв. Мысли начали проясняться, самонадеянность улетучиваться. А вдруг и вправду пожар? А если бомба? Террористы? А я совсем одна в таком огромном пятнадцатиэтажном доме! А что если уже через минуту меня не будет. Совсем. Нигде.

В виду последних событий месяца о смерти приходилось думать много. Под событиями я имею в виду взрыв в Домодедово, наводнение в Австралии, землетрясение в Крайстчерче. Однако, также как, наверное, и многим, мне всегда было сложно искренне соболезновать и жалеть человека в принципе. Первая здоровая реакция – узнать, нет ли среди погибших близких или знакомых. Слава богу, нет. А остальные? Жалко, конечно, ну да ведь я их не знаю, ну да ведь они же не я. Ах как хорошо, что не со мной! Спасибо, Господи! Ты всё-таки существуешь!

Не могу вспомнить, когда и как впервые осознала себя смертной. Знаю, что есть специальные детские книжки, в которых корректно и мудро ребенку объясняют, что человек не вечен. Наверное, это особенно актуально для детей, рано столкнувшихся со смертью близкого человека. Меня, к счастью, беда эта обошла, потому в детстве таких книжек мне не читали.

Выросла – прочитала их сама, и детские, и взрослые. Последняя из книг о смерти, сильно впечатлившая – «Смерть Ивана Ильича» Толстого. Так мучительно долго умирать, так мучительно долго добиваться от себя горького признания в том, что жизнь прожил никчемную. Раньше, думая о неизбежности смерти, я с удовольствием представляла, что к концу жизни у меня останется достаточно времени и здравого рассудка, чтобы осознать и принять свою судьбу со всеми ее бедами и радостями. И это казалось мне смертью достойной и благородной. Наверное, я просто никогда не думала о том, как сложно и тяжело может человеку даваться это принятие собственной жизни. А еще я постыдно редко, как теперь показалось, осознавала тот факт, что даже и возможности на покаяние и принятие может вовсе не быть. Что умереть можно внезапно и неожиданно, а в последнюю минуту успеть подумать разве что о мелочи какой, например, расстроиться из-за того, что прыщ на лбу вскочил. Расстроился – а в следующую секунду тебя уже нет.

К счастью, в следующую секунду своих горьких размышлений я не только была, но была уже не одна. Вернулся муж. Ну конечно, это снова всего-навсего ложная тревога. Новозеландская пожарная служба работает отлично, приучая нас к сознательности и дисциплине - к любой экстренной ситуации нужно быть готовым, любую экстренную ситуацию лучше предупредить.  Да и таким ленивым и безалаберным товарищам как я урок хороший. Потому как теперь-то я уверена, что в следующий раз уже не рискну в здравом уме и доброй воле остаться наедине с подобными жестокими мыслями вперемешку со страхом, что на этот раз плохо кончиться всё может именно у меня.

Русские в Окленде. Продолжение.

 Я уже писала о своем отношении к русским в Окленде и нежелании близких знакомств как с теми, кто приехал в Новую Зеландию за комфортом и погодой, так и с теми, кто, как и мы, потерялся  и не вполне осознает, чего здесь ищет.  Конечно, стремление посочувствовать последним ожидаемо и логично, но одновременно и бессмысленно, потому как, чем мы можем помочь друг другу? А раз так, то и ни к чему эти бесконечные разговоры.  Со временем подобное отношение распространилось не только на русских, но и на окружающих нас людей в принципе вне зависимости от национальности, которая – продолжаю в это верить – ни коим образом на родство душ влиять не может. И вот тут уже пришло время испугаться - человек как-никак существо социальное и потому замыкаться на виртуальном общении со старыми проверенными, но на настоящий момент такими географически далекими друзьями, наверное, не желательно, а возможно и опасно.

И тут нежданно-негаданно судьба подкинула подарок. Вчера вечером посчастливилось побывать в гостях у четы русских эмигрантов, не относящихся ни к первой, ни ко второй из выделенных мною категорий.

Речь пойдет о семейной паре за пятьдесят со стажем жизни в Новой Зеландии в десять лет. Она художник. Он искусствовед, пишущий картины. Родом из Украины, какое-то время учились и жили в Петербурге, о котором до сих пор сохранили самые теплые воспоминания, в котором предполагали когда-то жить и работать всю свою жизнь. Но судьба сложилась иначе. Старшая дочь вышла замуж за новозеландца и время от времени рассказывала по телефону красивые истории о красивой жизни в далекой райской стране. Новая Зеландия казалась сказкой, в то время как в Петербурге было по-прежнему бедно и холодно. И вот в какой-то момент бедно и холодно стало настолько, что собрали художники все свои не проданные полотна с украинскими пейзажами и без денег и английского языка отправились через океан начинать жизнь с чистого листа. Забавно, что даже билет до Новой Зеландии они купили не сами, не в том финансовом  положении на тот момент были. Билет оплатил один новозеландский ценитель искусства, увидевший однажды во сне своего знакомого украинского искусствоведа пророчествующим на новозеландских просторах. Проснулся, загорелся новой идеей и взялся помогать. Помогать пришлось много - без английского уже немолодой паре в чужой стране было тяжеловато, а у дочери и семья, и работа, потому всегда рядом быть не получалось. И как, согласитесь, всё-таки приятно, что мир не без добрых людей.

Всё те же добрые люди, которыми вновь прибывшие со временем обрастали больше и больше, помогли обставить мебелью маленькую квартирку, где художники живут последние пять лет. Собственно в этой квартирке они нас и приняли, устроив выставку своих картин, угостив питательным ужином и не менее питательной беседой. Я, кстати, не случайно заговорила про мебель. Дело в том, что обстановка всей квартиры – маленькой, в бедном районе и с соседями не самой лучшей репутации – очаровала меня окончательно и бесповоротно. Я и раньше любила бывать в таких квартирах - тех, где жила и живет старая русско-советская интеллигенция. Полки книг, среди которых Бердяев и Лев Толстой, стопки журналов, фотографии детей и внуков, низкие кресла, старые деревянные столы и комоды темно-коричневого цвета, полосатый коврик с бахромой на деревянном полу, много икон, цветы в горшках, и, разумеется, картины, большинство из которых -  лицом к стене. И как это было необычно и странно, но бесконечно приятно прочитать молитву перед тем, как сесть за стол, разговаривать о великой французской революции, "Крейцеровой сонате" Толстого, христианстве и Достоевском, ждать, когда хозяин дома отыщет нужную книжку, чтобы зачитать нам в доказательство своих слов цитату из Бердяева. А в это время из открытого окна – иностранная речь и шум иностранных машин.

Самым сложным и колючим, как и следовало ожидать, оказался разговор о России и Новой Зеландии. Старшее поколение твердило, что Новая Зеландия – собрание всего худшего, что только может породить капитализм. Здесь и бездуховность молодежи, господство денег, разврат и разгул страстей, практическая направленность образования и тд и тп.  Младшее поколение, в лице не выдержавшей меня, при всем искреннем уважении к хозяевам, не живущим в «духовной и образованной» России вот уже десять лет, попыталось наглядно обрисовать ситуацию с нравственностью и образованностью русских людей на сегодняшний день. Закончилось всё ахами, вздохами и вымученным компромиссом, что, мол, весь мир к чертям катится.

Мир катится, человечество разлагается, а значит, каждый небезразличный к своей собственной судьбе вынужден спасаться как может. Эта семья – живущая на социальное пособие по инвалидности, воспитывающая внучат, продолжающая писать картины и время от времени организовывать не слишком популярные выставки – выживает за счет церкви. В маленькой новозеландской православной церкви нашлись не только соотечественники, но и единомышленники. «И где бы мы сейчас были, если бы не Бог», - говорят наши новые знакомые. «Ах если бы только путь к Богу, - думаю в это время я, - был так же прост, как наш казавшийся когда-то нереально сложным путь в Новую Зеландию...»

Рядом с библиотекой хочется ЖИТЬ

Интересно, при выборе места жительства, съеме или покупке жилья кто-нибудь когда-нибудь ориентировался на наличие поблизости публичной библиотеки? Разумеется, желание жить  недалеко от места работы весьма ожидаемо и логично, потому сами библиотекари не в счет.

Помню, как во время школьных каникул, когда подружки разъезжались по  деревням, а родители пропадали до вечера на работе, устав слоняться по квартире, я отправлялась в библиотеку за книжкой, приобретя себе со временем пожизненную привычку читать и любить книги. И как же это было удобно и здорово, подумалось мне на днях, что библиотека была совсем рядом с домом, всего в двух шагах, ближе, чем, например, игровые автоматы или магазины красивой одежды. 

Где-то на втором месяце жизни в Окленде не без приятного удивления обнаружила, что мне снова, как и в детстве, повезло жить рядом с публичной библиотекой. По сему случаю собрали с мужем все необходимые на наш взгляд документы, пару  фотографий 3 на 4, наскребли по карманам мелочь в надежде, что за регистрацию много не возьмут, и отправились на соседнюю улицу, рассуждая по дороге, а разрешат ли нам, нерезидентам, в принципе пользоваться услугами библиотеки. Сразу оговорюсь, что раньше я никогда не бывала в библиотеках за границей, потому сравнить увиденное могу только лишь с нашими русскими аналогами, которые – не буду никого держать в неведении – экзамен провалили и  дилетантского сравнения моего не выдержали.

                Как ни странно, но первым, что бросилось в глаза при входе в библиотеку, были даже не книги, но люди - не стоящие в очереди, но сидящие и даже лежащие на пуфиках, диванах, креслах, пишущие за столами или разгуливающие вдоль книжных стеллажей. Многие из них - с ноутбуками, потому как wi-fi бесплатный, а, стало быть, причин провести время в библиотеке становится еще больше. В отличие от как правило строгих интерьеров российских библиотек, здесь в Окленде напротив всё показалось очень ярким и живым – начиная от забавных красных пуфиков, заканчивая картинами и плакатами на стенах, бронзовым бюстом основателя библиотеки, и уж конечно детским уголком, где книжки вперемешку с игрушками расставлены.  Все вместе это напомнило гигантский книжный магазин с отдельными стеллажами для классики, фантастики, беллетристики, детской и юношеской литературы,  научки, публицистики  – выбор действительно приличный, за раз всё не обойти. А как удивили и обрадовали отдельные стеллажи книг на разных языках! На русском - Пушкин, Гоголь, Достоевский, Акунин и даже Лимонов.

Чтобы зарегистрироваться, подошли к одной из девушек за компьютером. Та усадила нас в кресла, взяла паспорта, внесла наши имена и адрес проживания в свою базу данных, выдала по пластиковой карточке, предварительно уточнив, какую картинку на карточке нам хотелось бы – карту Новой Зеландии или ее символ – папоротник. Ни фотографий, ни дополнительных документов, ни денег с нас не потребовалось. Платными, как объяснила девушка, являются лишь некоторые отдельные услуги библиотеки, например, взять на дом DVD или CD, также имеющиеся в наличии. Кроме того, совершенно бесплатно можно пользоваться компьютерными  и интернет услугами, предварительно заняв очередь, если это компьютер библиотечный, – а их мы насчитали порядка двадцати.

 Приятно удивились, узнав, что минимальный срок хранения книги в 28 дней легко продлить на сайте библиотеки. Через этот же сайт можно также бесплатно заказать любую книжку, которую в течение нескольких дней библиотекари специально отыщут, используя для этого ресурсы всех 55 публичных библиотек города, и поставят с именем заказчика на специальную полочку дожидаться его прихода. Всё, как мы не без удовольствия отметили, для людей и ради людей. Однако, пожалуй, самым удивительным было узнать о магических функциях выданных нам пластиковых карт. Оказалось, чтобы забрать или вернуть книгу, совсем не нужно вступать в контакт с библиотекарем. Достаточно, подойдя к одному из специальных аппаратов, самостоятельно отсканировать свою карту и штрих код выбранной книги, которая в базе данных автоматически будет записана на имя владельца карты. Сдать книжку и того легче – опускаешь  её в специальное отверстие в стене, а далее библиотекари уже сами по штрих коду определяют имя сдавшего.   

Как и предполагалось, вышли из библиотеки - которая, кстати, работает без выходных и до восьми вечера в будни - с кучей книг и эмоций. Ходим туда теперь часто, и не только за книжками, но и так – журнальчик полистать, на людей посмотреть, обстановку сменить. И как это всё-таки здорово, когда живешь рядом с библиотекой!  И как это всё-таки правильно, когда библиотека -  я сейчас говорю про библиотеку публичную - перестает быть чем-то сакральным и «не для всех», но становится тем местом, где назначают встречу с другом, куда можно заглянуть в обеденный перерыв или забежать на часок, возвращаясь вечером с работы. 

Случайные люди

Унылое и скучное занятие достойное разве что домохозяйки с нездоровым чувством любопытства - отыскивать в интернет-сетях случайных людей из прошлого, которых знал, а быть может всего лишь видел пару раз и о которых и не вспомнил бы никогда, если б не случайная фотография, случайное воспоминание, случайно запомнившееся сочетание букв в фамилии. 

И вот постепенно из фотографий, заметок, статусов, желаний выстраивается эдакий коллаж этих случайных людей, их жен, мужей, детей, родителей, друзей и коллег по работе. Все они кажутся такими похожими, их легко объединять в группы, делить на подгруппы, легко представить, исходя из одной только, быть может, не самой удачной фотографии, как и чем они живут, что их волнует, а что не волнует совершенно. Одни из них изменились и разочаровали, другие, изменившись, обрадовали, третьи не изменились и этим удивили. Многие сделались похожими на своих родителей, а их дети стали похожи на них самих. Так меняется поколение, но не меняется человек.

Помню, преподавательница философии, объясняя суть взглядов Владимира Соловьева, шокировала меня, наивную и невинную в своих познаниях, фразой: "Но не для того же родится человек, чтобы родить себе подобного!" Как же не для того? А мне так со школы еще нравилась по-своему интерпретированная теория горьковского Луки о том, что человек живет для лучшего человека! И как она всегда хорошо увязывалась с родительскими рассуждениями о том, что они живут для нас, а мы для своих детей жить будем. А как же иначе? 

Иначе живут иные люди. Иной человек родится и живет для того, чтобы приблизиться - насколько в силу его личного таланта и одаренности для него возможно - к тому, что называют истиной и что более тонко чувствующие художники-поэты-музыканты пытаются передать своим творчеством. Владимир Соловьев видел путь к истине через любовь. Достоевский - через страдания. Быть может, есть и другие пути. Быть может, любые дороги дороги. Но я почти уверена, что дорога обывателя, дорога конформиста, широкая, протоптанная миллионами одинаковых сапог и, пожалуй, местами заасфальтированная, эта дорога ведет в тупик.  

Возможно, я теряю время даром, возможно, я отстаю от сверстников в своей неопределенности, но идти заведомо ложным путем по-прежнему не хочу. Пусть умные и проницательные учатся на ошибках других, я буду набивать собственные шишки. Не хочу жить так, как жили и всегда будут жить моя родня и соседи, и как уже начали жить многие из моих одноклассников и одногруппников, эти десятки случайных, похожих друг на друга людей. Я не претендую на уникальность и уж тем более гениальность, просто ценю то, что мне дано, и не хочу размениваться на вещи, ей богу, того не стоящие.