Учиться у маори

К тому времени, когда на землю обетованную новозеландскую впервые ступила нога человека с большой земли - голландца Тасмана, племя маори преспокойно на прекрасном зелёном острове жило и плодилось, почитая “страну длинного белого облака” своей страной, родиной и домом. Но пришел Тасман, а вслед за Тасманом Кук, а вслед за Куком его соотечественники британцы, которые, погостив у угрюмых и не слишком радушных аборигенов, взяли да и порешили домой в дождливую и туманную Англию не возвращаться, но жить там, где солнце, девственная природа, ни одного хищного животного или ядовитого насекомого. Против огнестрельного оружия мускулы и мышцы, как известно, бессильны. Маори подвинулись, ни подтверждения квалификации, ни сдачи экзамена на знание языка с британцев не потребовали, однако обиду на незваных гостей затаили, на протяжении многих лет продолжали дуться и зловеще зубами скрежетать. Что оставалось при таком раскладе англичанам, мечтавшим жить в цивилизованном и культурном обществе, не боясь, что злопамятный сосед, бывший некогда хозяином, нож в спину втихомолку воткнёт?

Существует мнение, что спокойное отношение новозеландцев к въезду в их страну на постоянное место жительства людей из разных стран и культур уходит своими корнями в национальное чувство вины перед коренным населением. Вроде как, проповедуя толерантность, гостеприимство и мир во всем новозеландском мире, озеландившиеся британцы пытаются таким образом загладить грешок из прошлого. Не берусь судить, во-первых, насколько справедливо такое мнение, во-вторых, можно ли в принципе хорошим поведением в настоящем искупить зло и насилие прошлого, однако, какой бы ни была первопричина, результат вне сомнений радует – и на том спасибо.

Идея поближе познакомиться с кем-то из маори, со временем ставшая навязчивой, возникла с самого первого моего дня в Новой Зеландии. Вот только как назло, ни на работе, ни на лестничной площадке, ни, на худой конец, в длинной магазинной очереди они мне не попадались. Любые другие национальности с самых отдаленных частей света – пожалуйста, маори – лишь на улице в толпе, чаще всего в качестве попрошаек. Можно было бы, конечно, при желании и с попрошайкой заговорить, умаслив его предварительно денежкой, однако угрюмые лица и мощные богатырские тела темнокожих бродяг как-то не очень на разговор воодушевляли. Ну нельзя же, – расстраивалась я, - проживая в Новой Зеландии, не знать лично ни одного из её потомственных коренных жителей! Рано или поздно судьба с кем-то всё равно должна свести! Действительно, свела. В самом неожиданном месте, в самый неожиданный час.

Моя преподавательница английского Пэт – потомственная маори, так же, как и её муж, и, соответственно, трое их детей. И почему я не раскусила Пэт в первый же день, ума не приложу! Чёрные глаза, чёрные волосы и смуглая грубая кожа - ну наверное корни латиноамериканские или азиатские. Акцент новозеландский – пожалуй, иммигрантка во втором-третьем поколении. А ведь не на цвет волос и акцент смотреть следовало бы!

Отличительная черта всех маори – сильное крупное тело, тяжелый сверлящий взгляд, угрюмое неприветливое лицо, особенно если без улыбки, мужской тип поведения у женщин. Вот вам приблизительный портрет моей учительницы, не хотели бы с такой позаниматься? А если я скажу, что за какую-нибудь неделю наших ежедневных встреч я влюбилась в неё окончательно и бесповоротно?

Если познакомиться с маори я мечтала давно, то познакомиться с интеллигентным и образованным маори мечтать даже и не осмеливалась, потому как уверенности, что такие в природе существуют, честно говоря, не было. Как-то раз принесла из библиотеки книжку выдающейся маорийской писательницы, насколько можно аннотации верить. Так и пролежала та книжка на полке непрочитанная. Полистала – сплошные восторженные описания природы. Ну о чем еще маори напишут? Нет, не моё.

Пэт - учитель английского с сорокалетним стажем, несколько лет жила и преподавала язык в Китае, Индии, много путешествовала. Первая отличительная её черта как преподавателя – абсолютно ровное и несколько дистанцированное отношение к студентам, никаких вопросов и расспросов в отношении частной жизни, очевидное нежелание кого-то выделять, переходить на личности и уж разумеется, никаких любимчиков. Черта вторая – скептический склад ума и какая-то особенная любовь к спорам и дискуссиям. Я, конечно же, отдаю себе отчёт, что темы занятий прописаны в учебнике и не ею выбраны, но, согласитесь, заставить весь класс активно и с чувством обсуждать на чужом языке проблему сбалансированного экономического развития стран, это талант нужен. Пэт не верит на слово, требует примеров, доказательств, оппонирует на любую тему, разжигает полемики и споры. Её традиционный ко мне вопрос - а как в России, а что по этому поводу говорят русские политики, вкупе с недоверчивым взглядом в ответ на мои фантазии, по самолюбию бьет ужасно, призывая к сознательности в отношении ряда вопросов, ранее для меня, политикой мало интересующейся, всерьез и вовсе не существовавших. Вот вам и аполитичные новозеландцы. Вот вам и попрошайки маори. Вот вам и восторженные описания природы.

Незадолго до отъезда в Новую Зеландию смотрела в Москве пьесу одного молодого современного драматурга про каннибализм времён блокады Ленинграда. Среди главных героев – деревенская женщина пятидесяти лет с выводком детей разных возрастов и ленинградец, преподаватель вуза, сосед женщины по лестничной площадке, приблизительно её же возраста, с маленькой дочкой. Чтобы выжить и спасти от голода детей, героиня отрезает ягодицы у замерших человеческих трупов, ест сама и кормит семью. Мужчина, узнав об этом, приходит в ужас, прекращает с соседкой общаться, запрещает дочке видеться с её детьми, постепенно сходит с ума и в конце погибает. Помню, как во время обсуждения пьесы зрители высказывали свои неоднозначные мнения по поводу каннибализма, оставляя после многочисленных за и против свои симпатии всё-таки на стороне вузовского преподавателя.

На одном из занятий с Пэт, когда зашла речь о моделях поведения человека в экстренной ситуации, я вот так же в нескольких словах пересказала ей сюжет пьесы, поинтересовавшись, как бы она лично повела себя при подобных обстоятельствах, стала бы есть людей или нет. И что же вы думаете, ответила Пэт? Стала бы. Если бы речь шла о том, чтобы выжить, то стала бы не раздумывая! Другого, честно говоря, услышать я и не ожидала. Потому что в этом-то и есть, согласно моим личным наблюдениям, отличие интеллигентов русских, всегда немного в облаках и теориях витающих, и интеллигентов маори, которые, во-первых, всё-таки существуют, а, во-вторых, несмотря на своё образование, разносторонние знания и скептический ум, к земле и земному по-прежнему поближе многих остальных будут.

За тех, кого любит волна

- Мелисса, где и кем ты видишь себя через пять лет?

                                                       - Да бог его знает!

Из беседы преуспевающего программиста Саши

с новозеландкой-путешественницей Мелиссой

В детстве о том, что в мире существует такая прослойка людей, как авантюристы и путешественники, я знала только благодаря книгам и фильмам. В реальной жизни такие люди мне не встречались, по крайней мере среди моих родственников, родителей, друзей моих родителей и родителей моих друзей их не было точно. Жить одним днём в те вот уж действительно невесёлые времена моего несовершеннолетия считалось уделом разве что алкоголиков и бомжей. Порядочный же человек непременно должен думать о завтрашнем дне, о детях, которых принято заводить очень рано, о родителях, жить с которыми желательно в одном доме, и, наконец, о своей карьере, которая есть главный показатель твоей успешности и значимости в этом мире. Помню, как на третьем курсе на заработанные за лето деньги я решила поехать на неделю в Париж. Родственники за голову схватились – да у тебя зимних сапог нет, какой Париж! Уезжала в итоге с большущим скандалом и под девиз: "Увидеть Париж и… проходить зиму без сапог!"

Когда по окончании университета я не пошла, как планировала ранее, в аспирантуру, бросила практику на телевидении и отправилась работать официанткой на американском круизном лайнере, меня не поняли многие, зато прекрасно поняли друзья, которые выбрали в своё время тот же путь и которые в связи с общностью взглядов и дорог становились со временем, несмотря на увеличивающееся между нами расстояние георгафическое, всё ближе и дороже.

Катя. Сделав три контракта на кораблях и побывав таким образом на трёх разных континентах земного шара, выучила испанский и сама накопила денег на магистратуру в Барселоне, где вот уже два года счастливо живёт, наслаждаясь солнцем, пляжем и испанским обществом.

Аня. Чтобы получить желаемую достаточно высокую и статусную позицию на круизном лайнере, написала в резюме, что свободно говорит на двух иностранных языках – английском и испанском, последний из которых был известен ей на уровне “Привет, как дела?”. К собеседованию добросовестно вызубрила маленький топик про себя на испанском, планируя с него начать, плавно перейдя на более знакомый английский. В успех своей авантюры верила с трудом. Но вдруг, о чудо, интервьюер прервала её на втором предложении, извинилась за то, что не говорит по-испански, и предложила продолжить разговор на английском. На сегодняшний день Аня сделала уже два контракта на кораблях, получив повышение по окончании последнего. С морем завязывать не собирается, свою работу считает лучшей и любимой.

Оля. После двухлетнего посткорабельного московского перерыва, в течение которого сменила поочередно три места работы, пытаясь понять, что же всё-таки её, а что нет в этой непростой жизни, пришла к умозаключению, что не все свои дела с морем на сегодняшний день уладила, а потому завтра утром вылетает в Венецию, чтобы снова вступить на борт корабля, досмотреть недосмотренное, дофотографировать недофотографированное. Олечка, удачи тебе, новых открытий и побед!

Мелисса. Новозеландка с шестилетним стажем работы на круизных лайнерах в роли продавца в бутике. По окончании престижного финансового факультета, не проработав и дня по специальности, загорелась идеей побывать в каждой точке земного шара. На заработанные во время контракта деньги взяла себе в привычку ездить туристкой в те места, куда не заходит её рабочее судно. Так, путешествуя во время работы и путешествуя во время отпуска, отметила за шесть лет крестиком на карте много-много стран, осталась какая-нибудь пара-тройка и цель достигнута, и придётся тогда выдумывать новую.

Работать в море непросто, и не для всех ремесло это, разумеется. Но ведь я и не про море писала. Про людей. Про легкомысленных эгоистов, которые не думают о завтрашнем дне, не строят грандиозных планов, не раскладывают жизнь по полочками, не зависят от чужого мнения, но рискуют и пробуют разное, живя так, как на сегодняшний день хочется им жить. Про смелых и отважных моих друзей.

История моего английского

Со своей первой зарплаты муж исполнил, наконец, следующую по счету свою мечту – записал меня на курсы английского. Уже давно убедившись в недостаточной моей сознательности в отношении лингвистического рода вопросов, оставил он тщетные попытки научить меня сам, так же, как и наивную веру в то, что знание само придёт. Так что, с понедельника у меня начинается новая насыщенная жизнь – с утра на работу, с работы на курсы, перед сном домашнее задание и обед на завтрашний день. Ух, потираю ладошки в предвкушении!

В отличие от влюбленного в язык Димы мои взаимоотношения с английским всегда были несколько вялыми, несмотря на то, что тянутся они еще с начальной школы и насчитывают, таким образом, аж целых семнадцать лет! Ах, если бы только могла я догадаться, легко представляя себя в детстве в роли археолога, диктора на телевидении и даже космонавта, что выйдет в итоге из меня самая настоящая эмигрантка! Ни в каком сне - ни в страшном, ни в прекрасном - подобное и присниться мне не могло, а потому в то самое время, когда ещё не знакомый мне будущий супруг уже знал наверняка, что из себя представляет герундий и сколько прошедших времен в английском языке, меня занимали совсем другие вопросы и интересы, а, следовательно, и английский учила я ровно настолько, насколько по школьной программе требовалось, а требовалось, к сожалению, совсем немного.

В университете, познакомившись с уже тогда эмигрантски настроенным Димой, на неосновной для моей специальности иностранный язык точно так же, как и в школе, ни времени, ни желания у меня не оставалось – в тот сказочный период столько нового и интересного происходило одновременно, что даже и подозревая о возможной роли английского в моей дальнейшей жизни, заставить себя поднять его в рейтинге своих интересов с предпоследних мест никак не удавалось. И хотя курсе на четвертом я добросовестно записалась на занятия по английскому, которые вёл в то время в местной языковой школе мой супруг, толку из этого вышло немного. Настроиться на серьезный лад не получалось, требование мужа обращаться к нему на Вы и тщательно скрывать нашу с ним связь, вплоть до того, чтобы публично оплачивать занятия его же деньгами, очень веселило и забавляло, отвлекая от главного – английского.

В свете вышеописанной моей халатности и безалаберности можно ли было ожидать каких-то лингвистических чудес во время моего первого трёхмесячного пребывания в англоговорящей стране? Оказавшись по программе студенческого обмена в Америке, я и двух слов связать не могла, всё больше улыбалась и разговаривала как робот – заученными дома репликами в ответ на знакомые из учебника фразы. Однако на Америке дело не закончилось, следующими этапами на пути овладения никак не дававшимся мне языком были шесть месяцев заточения на круизном лайнере в коллективе без единого русскоговорящего, а также полтора месяца самостоятельной подготовки к международному языковому экзамену, без которого Новая Зеландия принимать меня ни в какую не хотела.

Вот с таким лингвистическим багажом семь месяцев назад я очутилась в Окленде. И хотя, казалось бы, теперь уже и говорю, и понимаю куда лучше прежнего, однако всё ещё не так, как хотелось бы мне, мужу, а, главное, потенциальному моему работодателю. Хотя… Помню, как на третий или четвёртый мой рабочий день в отеле коллега-новозеландка поинтересовалась, не из Новой Зеландии ли я родом. Моя естественная реакция – неужели по языку не видно? На что та растерянно пробубнила, ну да, пожалуй, акцент чувствуется. Акцент? Это в то время, пока мой русский муж продолжает морщиться и кривиться, исправляя грамматические ошибки и исковеркано произнесенные мною слова? Когда, радостная, рассказала историю эту Диме, он, разумеется, поспешил пыл мой охладить - она это из вежливости или, максимум, потому, что в иммигрантской Новой Зеландии понятие «свой – чужой» не так остро стоит, как в той же России, да и вариантов английского здесь тьма-тьмущая, каждый говорит, как может – лишь бы понимали. Ну и в добавление стандартное мужнино - если тебя это устраивает… Ах нет, не устраивает. Хочу говорить много и быстро, как на родном, хочу читать не только сказки и беллетристику, но и научную литературу, хочу писать так же, как сейчас пишу…

На курсах меня определили в группу Upper-Intermediate, и вчера я уже отсидела положенные в день четыре часа на пробном занятии – присматривалась к учителю, остальным студентам. Ну что могу сказать, все доброжелательные, любопытные – а как по-русски здрасьте, а лето в России бывает, а в Сибири люди тоже живут или только медведи бурые? Так получилось, что в моей небольшой группе кроме меня все остальные студенты - из Колумбии, а, стало быть, Россия для них настоящая терра инкогнита. Что ж, будем открывать – они для себя Россию, я – культуру латино-американскую, ну и, разумеется, дружно и все вместе красивый, мелодичный, и мне, и им для жизни в Новой Зеландии исключительно необходимый английский язык. 

Пусть он в связке одной с тобой - Там поймёшь, кто такой

По тому, как человек работает, легко судить о нём самом. Ещё легче – наблюдая за его работой в команде. Из всех многочисленных коллег в отеле, лучшая напарница, на мой привередливый взгляд, – моя ровесница бразильянка Даяна. Помню, как в первый наш совместный рабочий день, училась, глядя на неё, заправлять постель. На раз, встали напротив друг друга по разные стороны двуспальной кровати, на два – использованные наволочки и пододеяльники на полу, на три Даяна берёт белоснежную аккуратно сложенную простынь и резким уверенным движением протягивает мне через кровать один её край, оставляя себе другой. До сих пор, работая в паре с Даяной, восхищенно замираю в этот волшебный момент деления простыни. И дело вовсе не в сноровке или профессионализме, но в том, с каким выражением лица, с каким чувством она это делает, будто бутерброд разламывает и отдаёт половину школьному товарищу, забывшему свой дома. 

В работе хаускиперов есть своя градация. Один из пары, тот, кто работает дольше, считается лидером, а потому на его плечи ко всему прочему ложатся некоторые организаторские моменты. Исходя из этой дополнительной нагрузки, обязанности по уборке комнаты лидеру достаются те, что полегче. Из всех моих лидеров Даяна единственная, кто в первый же день без лишних рассуждений и объяснений заявила, что выполнять сложную и легкую работу мы с ней будем по очереди, потому что так, считает она, по-честному.

Другая ценная, на мой взгляд, черта Даяны – отсутствие привычки обсуждать и лишний раз акцентировать внимание на чужих ляпах и промахах. Заметив, что коллега не достаточно хорошо с обязанностями своими справляется, молча подходит, чтобы помочь или исправить. Помню, однажды она случайно увидела, как другой мой напарник Викас уж слишком нравоучительно что-то по работе мне объяснял. Позже, когда мы с Даяной остались одни и я уже думать забыла про красноречивые замечания индуса, бразильянка как будто между делом обмолвилась, мол, не серчай на Викаса, такой уж он, любит покомандовать.

Полгода назад Даяна окончила факультет гостиничного бизнеса. В дальнейшем она хотела бы работать менеджером отеля. С удовольствием представляя её на этой позиции, с каждым днём всё больше убеждаюсь в том, какой же замечательный менеджер из неё в итоге выйдет!

С приятными людьми даже и не на самой приятной работе работать одно удовольствие. Однако верно и обратное утверждение – плохой коллега и нетрудную работу сделает невыносимой. Помню, как я начинала свою секретарскую деятельность в Москве. Первые три недели со мной в напарницах работала, а, следовательно, и в курс дела меня вводила милая и симпатичная, на первый взгляд, девушка. В какую она совсем скоро превратится стерву, даже и представить в момент нашего тёплого и радужного знакомства было нельзя. Чего только стоит сказанная ей как бы между прочим на утро второго моего дня в офисе фраза в духе, тебе, мол, надо быть общительней и работать пошустрее, иначе уволят. Не имея до этого опыта похожей деятельности, я ведь и вправду тогда почти поверила, что моего образования и навыков общения с людьми недостаточно, чтобы справиться с такой ответственейшей в компании должностью, как секретарь! К счастью, ненавистная моя напарница спустя три недели нашего сотрудничества выпросила себе отпуск, оставив меня в гордом одиночестве справляться как со своими, так и с её обязанностями. Стоит ли говорить, что радости моей предела не было, я бы с удовольствием согласилась работать не только за двоих, но и за троих и четверых секретарей, лишь бы не с ней за соседним столом.

Здание университетского корпуса, в котором я училась, старое и некрасивое совершенно. Поговаривали, что строили его под детский садик, но из-за того, что какие-то там нормы безопасности при строительстве соблюдены не были, маленьких детей пускать туда побоялись, пустили больших. И студентам, и работникам университета стыдно всегда было перед первокурсниками и гостями за это уродливое, в зимнее время практически не отапливаемое помещение. И вот, как бы оправдываясь, одна из преподавательниц по английскому из года в год традиционную для первого курса тему про университет начинала словами «University means people», что значит, университет – это люди. Все улыбались и понимали её намёк. А ведь и без намека фраза эта очень верная.

И школа, и университет, и работа, и страна – это всё люди. Из отношений с одноклассниками, одногруппниками, коллегами, начальниками складываются наши впечатления и мнения о целых периодах и этапах собственной жизни. Точно так же, как и из отношений с нами формируются мнения и суждения других. Потому что все мы в итоге, хотим этого или нет, в связке друг с другом одной. А значит, не только в горах, но и на любого рода работах, и в любого качества помещениях оставаться людьми всё-таки очень важно.

"Куда ланит девались розы?" и прочие метаморфозы

Вернувшись сегодня с работы, мой худой муж, никогда ранее по поводу лишних килограммов не рефлексировавший, удивил меня сильно и дважды. Во-первых, торжественно ознакомил со списком продуктов, доступ которым в наш холодильник ныне заказан; во-вторых, выдвинул предложение насчёт составления графика посещений спортзала. К слову сказать, символическая стоимость занятий в тренажерном зале, расположенном этажом ниже, автоматически входит в нашу ежемесячную плату за коммунальные услуги. Побывать в добросовестно оплачиваемом нами помещении за полгода мы успели целый один раз, когда осматривали с хозяином жильё. Зато как активно, лёжа с ноутбуком или книжкой на диване в гостиной, и по сей день при случае обсуждаем с раскрасневшейся после тренажеров, подпрыгивающей на месте от переизбытка энергии соседкой пользу систематических занятий спортом! Однотипные заученные реплики про здоровый образ жизни уже давно для нас обоих, к спорту не приученных, как разговор про погоду – ни к чему не обязывающая дань вежливости и ниточка для поддержание беседы. И вдруг как гром среди ясного неба – график посещений спортзала! С чего бы это?

Ясное дело, без весомой причины не обошлось. Оказалось, что где-то в социальных сетях наткнулся мой впечатлительный супруг на фотографии бывшего одноклассника, некогда щупленького и маленького мальчика, ныне – необъятных размеров борова. Вот так метаморфоза! А ведь прошло всего-навсего каких-нибудь десять лет.

Изменения внешние впечатляют на первых порах сильно, однако из-за своей неизбежности – хотят люди этого или нет, но с годами они толстеют, худеют, болеют, стареют - не так всё же страшны и удручающи, как деградация духовная. Классический школьный пример поэтапного внешнего и внутреннего падения человека – «Ионыч» Чехова, где главный герой из молодого энергичного мягкосердечного и добропорядочного выпускника медицинского факультета превращается в жирного обрюзгшего бездарного доктора, берущего неимоверную плату с больных за свои визиты. Показать бы ему, молодому, его же самого двадцать лет спустя, изменил бы пылкий и полный энтузиазма юноша что-то в своей жизни? Обладая главной привилегией молодости - правом и возможностью выбора, задумался бы, какую ловушку избранный им путь может ему же в итоге подстроить?

Несмотря на весь драматизм чеховской истории, безысходности в ней нет – гипотетически даруемая герою возможность выбора и осознанного решения утешает и успокаивает читателя. Ведь даже если выбор делаешь в итоге не в свою пользу – он всё равно твой, и винить, стало быть, некого. Вопрос лишь в том, за всеми ли человеческими падениями стоит осознанный или неосознанный, но личный самостоятельный выбор?

У Павла Санаева в «Похороните меня за плинтусом» есть образ бабушки – старой злой ведьмы и психопатки, как она показана в начале книги глазами замученного её заботами и истериками внука. По ходу повествования уже из собственных рассказов старухи-истерички вырисовывается постепенно иной образ – женщины с тяжелой трагической судьбой, пережившей трудное военное время, с голодом и бомбёжками, потерю ребёнка, предательство мужа, психиатрическую больницу и тд и тп. Испытания оказались не по силам, вместо того, чтобы закалить, мудрости и мужества прибавить, сломали, нравственно изуродовали, здравого рассудка лишили и из молодой талантливой красавицы превратили в жуткую старуху, житья никому не дающую.

Сохранить фигуру и приятный внешний вид помогут диеты и тренировки. Сохранить здравый рассудок и человеческий моральный облик что поможет? Если старость – итог прожитой жизни, есть ли что-то страшнее и уродливее безумной старости, стариков-взяточников, стариков-бюрократов, стариков-алкоголиков, стариков-психопатов? Страшно представить, какие метаморфозы, возможно, ожидают нас самих, наших родных и знакомых через пару-тройку десятилетий. Из счастливых примеров – помню, как преподавательница философии однажды на занятии рассуждала, что ни под каким предлогом не согласилась бы стать на 10 лет моложе – в 60 она ещё такая глупая была!

Кармелита возвращается

Сегодня с утра Кармелита пришла на работу и объявила, что возвращается. Сказала, что прежде, чем принять решение, она много думала и пришла, наконец, к выводу, что должна быть не здесь – с нами, но дома с семьей. Так что на днях устраиваем прощальную вечеринку Кармелите. А уже на следующей неделе наша улыбчивая, добрая и работящая коллега улетает из Новой Зеландии, чтобы вернуться  в Филиппины к детям и мужу.

Кармелите 36 лет. Она родилась и выросла в Филиппинах, окончила колледж, вышла замуж и родила троих детей. Получив в наследство от родителей небольшой магазин, занялась вместе с мужем бизнесом. За границей Кармелита никогда раньше не была, однако родственники её лет десять назад эмигрировали в Канаду, где очень удачно устроились. Глядя на них, Кармелита тоже часто задумывалась о том, чтобы уехать – жить в Филиппинах непросто, а хорошо жить так почти и невозможно. Как и всем, Кармелите хотелось жить хорошо, хотелось, чтобы дети её жили лучше, чем их бабушки, дедушки и родители.

Желание Кармелиты переехать в другую страну муж никогда не разделял, соблазняться журавлем в небе привычки у него не было, к тому же собственный магазин приносил их семье пусть скромный, но достаточный для жизни доход. Со всем остальным непривередливый супруг готов был смириться. Но не готова была Кармелита. Её так и подмывало попробовать, рискнуть, проверить, узнать на собственном опыте. Она часто и много думала об этом. И вот однажды осмелилась.

Один из самых простых способов эмиграции – через образование. В Новой Зеландии по окончании полуторагодового обучения в каком-нибудь самом простом колледже государство предоставляет выпускникам рабочую визу на год. Если в течение года приезжему удается устроиться на квалифицированную работу, релевантную полученной специальности, то он смело может претендовать на резидентство. Именно такой способ в надежде доказать мужу, а в первую очередь себе самой, на что она способна, выбрала для себя смелая и отважная Кармелита. Накопила за пару лет денег на колледж и в мечтах перевезти со временем всю свою семью на землю обетованную отправилась на покорение Новой Зеландии.

Больше всего Кармелита боялась, что не потянет учебу – всё-таки не молодая уже, да и уровень английского не так высок, как хотелось бы. Однако учиться оказалось совсем не сложно. Всё, что требовалось, это два-три раза в неделю добросовестно посещать вечерние занятия и во время зачеты сдавать. Со всем этим Кармелита отлично справлялась, а потому с первого же месяца начала активно искать, где можно было бы во внеучебное время подработать, чтобы жить было на что.   

Вот тут и началось самое сложное. Десятки ресторанов, гостиниц и отелей, сотни улыбающихся и обещающих непременно перезвонить лиц, их извиняющиеся голоса и бесконечные  как ножом по сердцу нет, нет и нет. Куда идти? Что делать? Чем платить за жильё? Что говорить детям, мужу? Ни друзей, ни знакомых у Кармелиты в стране не было. Была церковь напротив дома, в которой она пристрастилась проводить всё свободное время, и были несбывшиеся таящие на глазах мечты.

О том, как Кармелита устроилась к нам в отель, где работает уже почти четыре месяца, я узнала только сегодня, по секрету от неё же самой. А дело было примерно следующим образом. Вышла Кармелита однажды утром из дома и пошла, как говорят, куда глаза глядят, долго-долго шла и плакала, и не могла остановиться. Потом увидела отель, куда относила своё резюме уже раза два, но откуда так ей никто и не позвонил. Вздохнула Кармелита, вытерла слёзы, помолилась, перекрестилась и уверенным шагом отправилась к улыбающейся на ресепшене девушке. Сказала, что ей непременно и прямо сейчас нужно увидеть менеджера. Вежливая работница отеля начала вежливо интересоваться, по какому-такому вопросу понадобился Кармелите менеджер. Кармелита была непреклонна, отвечала, что это очень важный и срочный вопрос личного характера, и сдалась лишь после того, как девушка строго и безапелляционно заявила, что не позовет менеджера до тех пор, пока не услышит настоящей причины. Когда же выяснилось, что Кармелита ищет работу, её собеседница снова стала очень доброй и вежливой, предложила оставить своё резюме, которое она непременно уже сегодня передаст лично в руки менеджеру, и спокойно ждать телефонного звонка. На всё это Кармелита со слезами и отчаянием в глазах сказала, что оставляла своё резюме уже дважды, что ей так и не позвонили и что она не уйдет, пока не поговорит с менеджером. Полагаю, что находчивая девушка на ресепшене без труда нашла бы ответ и на это заявление Кармелиты, если бы не наша менеджер Корина, которая, проходя в это время мимо, услышала обрывки разговора и пригласила настойчивую гостью к себе в кабинет. Беседуя с Кориной, Кармелита с трудом понимала её новозеландский акцент, еле связывала предложения в ответ на её вопросы, а под конец и вовсе расплакалась, на что Корина, налив ей воды и подождав, когда филиппинка, наконец, успокоится, сказала, чтобы та приходила завтра с утра со всеми документами.

С появлением работы у Кармелиты появились деньги, новые знакомые и друзья, настроение и желание двигаться дальше и дальше на пути покорения Новой Зеландии. По утрам Кармелита по-прежнему ходила в церковь на какие-то там мессы, а поэтому на работу раза два в неделю обязательно опаздывала, что Корина, не будучи сама религиозной, всегда ей прощала, ни разу и слова против не сказав. До окончания учебы филиппинке оставалось ещё как минимум полгода. Казалось бы, всё шло гладко и хорошо, так, как она когда-то и планировала. Но Кармелита решила вернуться.

Кармелита говорит, что нужна своим детям и своему мужу именно сейчас, а не потом, что она не то совсем делает из того, что делать ей необходимо и положено. Она не хочет больше продолжать учебу и не хочет искать работу по специальности. Она хочет быть со своей семьей, а остальное всё не так важно. Ошибкой свой приезд филиппинка ни в коем случае не считает - это был хороший опыт и урок, из которого искательница приключений и неудавшаяся эмигрантка сделала соответствующие выводы. И вот теперь она чувствует, что настало время вернуться. Кармелита приняла решение. Кармелита возвращается.

Между Востоком и Западом

Восток и Запад присущи каждой вещи.

Гегель

Старое как мир противопоставление Востока и Запада продолжает оставаться темой актуальной и почвой для размышлений плодотворной. Не так давно заинтересовался этой проблемой культовый голландский режиссер Йос Стеллинг, снявший в 2007 году фильм «Душка» с Сергеем Маковецким в главных ролях.

В жизнь голландца Боба, одинокого стареющего кинокритика, нежно и печально влюбленного в молоденькую кассиршу из кинотеатра, внезапно и стихийно врывается странный русский в шапке-ушанке и с полупустым чемоданчиком, который называет себя Душкой, и, судя по всему, намерен в квартире Боба поселиться насовсем. Как выясняется к середине фильма, произнесенное однажды голландцем во время командировки в Россию приглашение в гости странный незнакомец принял всерьез и вот спустя много лет, как говорят, явился - не запылился. Так, умный, интеллигентный Боб впервые в своей жизни столкнулся с чем-то совершенно для себя немыслимым, с тем, чего он, как ни старайся, не способен понять и от чего, к ужасу своему, никак не может избавиться.

Смотреть на прекрасную игру Маковецкого, блестяще исполнившего свою роль, лично мне, как русской, было не просто неловко, но, признаться, с трудом выносимо. Все, абсолютно все штампы и стереотипы поведения «наших» компактно уместились и друг с другом ужились в одном его образе – отсутствие уважения к личному пространству, неаккуратность, громкое помешивание чайной ложкой в стакане, трусы и майка вместо домашней одежды, музыкальная светящаяся безвкусица в подарок, страсть до халявы, желание урвать себе побольше и так далее и тому подобное. А теперь прибавим ко всему перечисленному ещё и по-детски наивное выражение лица, искреннее радушие и добродушие, уникальную способность не помнить и не желать другим зла. Хорош образ, не так ли? Истинный ангел или… сущий дьявол? По словам Маковецкого, режиссёр непременно желал видеть в персонаже ребёнка, с одной стороны, и смерть, с другой.

Неудивительно, что для цивилизованного европейца Боба этот на голову свалившийся и приставший как репей русский оказывается серьёзным испытанием, с которым, судя по поведению честного и порядочного на первый взгляд голландца, тот не очень-то справляется. Роется втихаря в чемодане своего гостя, снова и снова выставляет его на улицу, зачастую прямо под дождь и гром, несколько раз поднимает на него, беззащитного, руку, а однажды, продумав хитроумный план, увозит Душку на автомобиле в какую-то глушь, под предлогом необходимости подтолкнуть машину заставляет из неё выйти и, выбросив из окошка его чемоданчик, ликуя уезжает. И всё бы ничего, если б в следующую минуту, заглядевшись на бегущего за машиной заклятого врага своего, не врезался злосчастный водитель в ехавший впереди него грузовик. Правильно, наверное, говорят, что от судьбы не уйдешь, не убежишь, не уедешь. С русской физиономией, по-детски искренняя и не помнящая плохого "судьба" Боба покорно дожидалась его выписки из больницы.

Удивительная вещь, но, несмотря на все наши, начиная с Петра, старания походить на Запад, богатая и бескрайняя Россия, умом которую и впрямь не понять, как была, так и остается для европейцев самым что ни есть символом Востока – всего стихийного, природного и иррационального. У цивилизованного и культурного Запада русское испокон веков вызывает недоверие, непонимание, страх, если не ужас и ненависть. Но оно же испокон веков и притягивает, и манит. Как правое полушарие не может без левого, голова стремится к согласию с сердцем, а жизнь немыслима без смерти, так и Восток, по всей видимости, нужен Западу.

Как иначе объяснить поступок Боба, который, выпроводив, наконец, непрошеного своего гостя и ненавистного врага, спустя много лет сам отправляется в Россию, чтобы отыскать мужчину по имени Душка? Нетрудно догадаться, что никого он там, конечно, не находит, зато по иронии судьбы становится наивным пассажиром при смекалистом русском водителе, который точно так же, как и сам Боб намеревался когда-то поступить с Душкой, отвозит теперь уже его самого в глухую российскую глубинку и без документов, денег и знания языка оставляет одного посреди дороги. Что же, получается, это и есть та самая смерть, которая настойчиво когда-то преследуя, отпустила на время нерадивого европейца лишь затем, чтобы терпеливо дождаться его добровольного прихода? А что если смерть - это другая жизнь, появляющаяся, когда уже терять нечего? Как тот старый советский автобус в финале фильма, покорно остановившийся, чтобы подобрать героя с дороги.

      

Культовый роман в кино. Generation П

Думаю, не ошибусь, допустив, что каждый, державший в руках написанное Виктором Пелевиным ждал этого фильма – первой экранизации из вполне уже на сегодняшний день приличного пелевинского наследия. Уверена также, не прогадаю, предположив, что таких ожидавших за растянутое на целых пять лет время съемок картины набралось более чем достаточно - не так много современная русская проза может современному читателю предложить, чтобы отказываться от знакомства со спорным, конечно, местами сложным и не всем своей буддистской философией понятным, но, безусловно, талантливым, узнаваемым и ни на кого не похожим автором.  

Как и подавляющее большинство ожидавших, в успехе фильма «Generation П» Виктора Гинзбурга подло сомневалась. Не потому, что режиссёра недолюбливаю, о котором, к слову и не к чести своей сказать, только благодаря фильму и узнала, но потому, что уж слишком некинематографичным роман казался. Ну, допустим, понатыкать в фильм рекламные ролики несложно, воссоздать через малиновые пиджаки, мерседесы, пейджеры, Ельцина на танке и парочку музыкальных хитов атмосферу 90-х тоже вполне реально. Но как быть с образами Че Гевары, Иштар и сирруфа, рассказать теорию вау-факторов и прочие наркотические откровения и бредни Татарского, отдельно от которых книгу можно ли помыслить? Примерно с такими не слишком обнадёживающими рассуждениями на просмотр вышедшего, наконец, в апреле в прокат фильма настраивалась, не упустив заодно прекрасного повода память освежить и роман Пелевина накануне перечитать.

В том, что, несмотря на все недоверчивые опасения, фильм оказался достойным, для меня лично нет теперь уже никаких сомнений. В первую очередь, бесконечно порадовал актерских состав – многоуважаемый мною Александр Гордон, любимая Рената Литвинова, Сергей Шнуров, раз и навсегда расположивший к себе после роли в фильме «4» Сорокина и Хржановского, и многие-многие другие, среди которых не могу также не отметить уже почти два года как ушедшего из жизни Романа Трахтенберга. Ну и разумеется, отдельная и абсолютная удача - Вавален Татарский в исполнении Владимира Епифанцева, другие фильмы с участием которого не видела, но список которых просмотрела без особого воодушевления – сплошная коммерческая муть. Что ж, тем сладостнее и долгожданнее, полагаю, прорыв.

Всерьёз ожидать, что фильм дословно процитирует все нюансы и детали книги, по крайней мере наивно. Единственное, чего можно было разумно и настойчиво от Гинзбурга требовать, так это передачи основного пелевинского посыла, главной идеи, суть которой, как я её вижу, в раскрытии виртуальной и галлюциногенной природы российской действительности. При помощи компьютерных технологий с изображением иной реальности, где параллельно своей криэйтерской деятельности живёт главный герой, справиться оказалось проще, чем я предполагала. В результате, даже и самая сложная с точки зрения экранизации ключевая сцена в романе – монолог Че Гевары, передана, как мне показалось, весьма эффектно и наглядно, пусть и слегка скомкано, что может, полагаю, вызвать некоторое затруднение и недопонимание у людей, книгу не читавших. Вот только причина ли это фильм не смотреть? Или всё-таки повод книжку прочитать? В конце-концов посмодерн всегда был рассчитан на читателя/зрителя просвещенного, с текстом работать способного, цитаты и отсылки считывать умеющего.

Другой подводный камень, который режиссером Виктором Гинзбургом был снова ловко обойден, это историческая привязка книги к определенному временному периоду. Лихие девяностые были и прошли, актуальность и бешеная популярность романа в прошлом, какое всё это имеет отношение к нашему настоящему? Самое, оказывается, непосредственное, как показывает нам фильм. Прямая отсылка на явление медвепута – привнесенный режиссером и идеально вписывающийся в пелевинскую концепцию персонаж Николай Смирнов (очень уж порадовала находка в выборе фамилии – легко считываемая параллель «смирно» со знаменитым «путём» в слоганах).

Про современный российский кинематограф обычно немного хорошего услышишь. Либо слишком элитарное кино, либо чересчур коммерческое - страна, видите ли, контрастов и крайностей. Случай с «Generation П», пожалуй, если этой логике следовать, всё-таки приятное исключение и самая, что ни есть, золотая середина. С одной стороны, фильм, конечно, не для семейного просмотра и не для любого среднюю школу окончившего зрителя. Но и семи пядей во лбу, в то же время, чтобы разобраться в пелевинском и гинзбургском понимании современной в России ситуации, быть вовсе не обязательно. Вот и давайте, по такому случаю, активно и дружно смотреть, читать, понимать, рассуждать и равнодушными не оставаться.