Отсчет пошел

You might not know what the future holds, and there is often uncertainty around what will happen after you have completed your study, but if you love your subject, life is too short to do anything else. 

Mariam Bissett, PhD in Ancient History, The University of Auckland

Отсчет пошел еще не на дни, но уже недели. Неделя до увольнения с работы, две до начала занятий в университете. Радостно, торжественно и волнительно одновременно. Иногда представляется, что всё это происходит не со мной, что я так и останусь мыть и убирать, а учиться пойдет кто-то другой, тот, кто достойнее, талантливее, лучше, чем я. Иногда кажется, что я не заслужила этой возможности и этого счастья, что слишком много ленилась, боялась, сомневалась, недостаточно верила в себя, не выкладывалась в полную силу. Когда же, наоборот, думаю, что заслужила, начинает казаться, что всё было не так уж и сложно, и непонятно в таком случае, почему другие останавливаются на полпути и не следуют моему примеру. Дима говорит, что во мне много силы воли, но недостаточно амбициозности. А недавно на факультете меня спросили, кем я себя вижу после магистратуры, и я ответила, что была бы рада работать ассистентом библиотекаря, на что спрашивающий немало удивился, посмеялся и сказал, что с таким образованием лекции в университете читают, а не в ассистенты идут, даже как-то неловко за себя стало, что же я, право, какая скромная. Солдат метит в генералы, аспирант в преподаватели. Мне же пока не убирать комнаты уже за счастье.

Дима конечно прав, моей амбициозностью всегда был он, без него я бы не отважилась ни на одну из наших поездок за границу, не задумалась об эмиграции, не решилась на магистратуру в чужой стране. Когда мы познакомились, нам было семнадцать и восемнадцать, стало быть, взрослели и формировались вместе, и потому о многих склонностях и интересах сейчас вот так просто уже и не скажешь, что из этого органически своё, а что друг от друга приобретенное. О многих, но не о моей слабости до буковок, вымышленных историй из книжек и отвлеченных разговоров. Всё это было задолго до Димы и университета, из самого детства, должно быть, от папы, и, вероятно, поэтому мне так важно и хочется вернуть изначально только мне принадлежавшее и именно с этим связать свою дальнейшую жизнь, чтобы не быть вечно догоняющей и во всех начинаниях поддерживающей спутницей своего неугомонного и амбициозного мужа, но, как красиво сказала одна современная писательница и моя тезка Мария Арбатова, почувствовать вторую половинку в самой себе, выстроив отношения как контакт двух полноценных единиц, а не двух половин.

What does shallow mean?

Одно из моих любимейших занятий во время рабочего перерыва донимать своих молодых англоговорящих коллег вопросами псевдолингвистического характера. Как понимать слова dignity или kitsch, к какому человеку подойдет определение wholesome. И неважно, что перевод слов я давно перепроверила в словаре, обсудив с Пэт или мужем все возможные оттенки значений. Что интересно, так это наблюдать как семнадцати-двадцатилетние новозеландские девочки и мальчики зачастую не шибко образованные и уж совсем не натренированные на обсуждение такого рода понятий формулируют собственные, как они их видят и понимают, определения, перебивая друг друга фразами в духе «нет, ну ты же неправильно её учишь!»

Прилагательное shallow в английском языке помимо своего первого прямого значения – мелкий, мелководный, может быть отнесено и к человеку – поверхностный, пустой, неглубокий. Что значит поверхностный человек? Кого назовут shallow girl и почему? Какие слова или словосочетания будут иметь схожее значение? А противоположное?

Конечно, наивно было бы ожидать, да я и не ожидала, фраз в духе «поверхностный человек не читает книг», слишком многих в таком случае в наш некнижный век пришлось бы отнести к людям поверхностным и в первую очередь самих себя, что уже самокритика, неспособность к которой точно также, к моему сожалению и грусти, даже отдаленно не прозвучала.

И вот статистика такова, что из пятерых моих молодых коллег трое отнесли к поверхностным людям того, кто оценивает других по внешнему виду, носит брендовую одежду, чурается общением с толстыми и некрасивыми, при том, что двое из трех отрекомендовали к просмотру романтическую комедию «Shallow Hal» про то, как парень по имени Hal выбирал себе девушек согласно их внешности, а не внутренним качествам – посмотришь, говорят, и сразу всё поймешь (и ведь действительно всё поняла, особенно про то, откуда в их головах взялось подобное определение поверхностности). В меньшинстве оказалась девочка, по всей вероятности, фильм не видевшая, кто после некоторых размышлений и колебаний ответила, что поверхностность, на её взгляд, синоним эгоизма – не знаю, поняла ли она сама насколько интересную и глубокую, как мне показалось, высказала мысль. Наконец, наш единственный восемнадцатилетний мальчик честно признался, что понимать-то он понимает, но дать определение затрудняется, посоветовав обратиться за помощью к менеджеру, чего делать я конечно не стала, потому как одно дело заводить подобного рода беседы с малообразованной молодежью и совсем другое с малообразованными взрослыми – невежественность первых простительна, не всегда безнадежна и часто искупается любопытством, искренностью, интересом к тебе как собеседнику, в то время как невежественность и неспособность к элементарного рода рассуждениям вторых весьма печальна, особенно если приправлена слепой верой в миф о том, что старший по возрасту и званию всегда прав.       

Чужое непривычное

Среди постояльцев отеля, где работаю, попадаются иногда необычные люди, кто долго после не выходит из головы. Вот, например, сегодня. Стучим с напарником в номер, открывают сразу три девочки от четырех до семи, каждая с распушенными до колен густыми черными волосами, огромными глазищами, круглолицые, смуглые, крепкого крупного телосложения, в мешковатых платьях до пят. Очевидно, что полинезийцы, но с каких именно островов различать не научилась пока. Родители, спрашиваю, дома. Смотрят на меня во все шесть глаз и молчат. Вдруг прямо нам с напарником под ноги бросается мальчик лет пяти, тоже крупный, круглолицый и совсем голенький. Добегает на четвереньках до коридора, ложится на пол и начинает кубарем кататься, не издав при этом ни единого звука. Появляется следом и мамаша – увеличенная копия трех девочек, тоже с распущенными до колен волосами, невероятно большими черными глазами, в чем-то длинном. Объясняю ей, что мы принесли чистые полотенца, чай, кофе, может ещё что надо? Она как-то странно реагирует, опускает глаза, может, думаю, по-английски не понимает, или я слишком бубню, повторяю еще раз, она мне рукой – проходите, а сама в коридор за мальчиком. Пока меняла полотенца, краем глаза оценивая беспорядок в комнате и в частности отодранную с клочьями от стены железную вешалку в ванной (так и представила, как голый мальчик взобрался по ней как обезьянка, тут же рухнув от тяжести своего тела - как ещё жив остался!) в голове рефреном: «дикие дикие люди, до чего дикие бывают люди, не иначе как из дикой природы».

Выходим из номера, голый мальчик по-прежнему в коридоре на полу, перебегает как собачонка из угла в угол, девочки как маленькие ведьмочки в своих платьях и с распущенными волосами вокруг него кружатся. Папа тоже тут – коренастый сильный, весь в татуировках. Прислушалась – разговаривают между собой по-английски, тихо, неожиданно вежливо и спокойно, никто на мальчишку даже и не прикрикнет, напротив, мамаша вся такая с ним ласковая, гладит по спине – пойдем, говорит, домой, пойдем, на руки не берёт, не тащит, не тянет, но гладит и тихо уговаривает. Увидела нас, начала извиняться, спрашиваю её, откуда они, говорит, что из Веллингтона (столица Новой Зеландии), ага, думаю, это прям как мой Дима, когда путешествовали, отвечал, что мы из Окленда. А сюда, интересуюсь, отдыхать, наверное, приехали. Нет, говорит, в больницу и на мальчика показывает, у которого - только тут заметила – кисти перебинтованы и круги нездоровые под глазами. Наконец, в довершении происходящего одна из ведьмочек тянет меня за руку и отвешивает на ушко комплимент – какая я красивая. Долго потом пыталась посмотреть на себя – худую, бледную, короткостриженную, в отнюдь не симпатичной униформе – глазами девочки. В чужом и непривычном как часто видим особенное, исключительное. 

В гостях у Лары

В заранее оговоренные пять тридцать неподалеку от нас остановился маленький красный Сузуки, откуда выглянула коротко остриженная женская головка, приветливо улыбаясь и приглашая прокатиться. Теперь уже трудно сказать, так ли и как именно я представляла себе Лару, одну из своих постоянных читательниц со стажем, однако после первых пятнадцати минут знакомства каждый из её когда-либо оставленных здесь комментариев вдруг зазвучал и соединился в единственно подходящий образ. И как можно было представлять её иначе? Энергичная и живая, со звонким забористым голосом, смешливыми интонациями, позитивной энергетикой. Модная и стильная, как и подобает дизайнеру одежды, умная и тактичная, какая только могла воспитать двух уже вполне взрослых увлеченных и несомненно одаренных дочек, смелая и современная во взглядах и интересах под стать своему во всех отношениях талантливому супругу. Однако тут я непозволительно сильно забегаю вперед, разрушая всю интригу, которая собственно в том и состояла, что на момент непосредственного знакомства с Ларой, несмотря на всё наше предварительное и неоднократное общение в интернете, ни про сферу деятельности, ни про детей, ни про набор мужних талантов мне не было известно ровным счетом ничего.

Вот так, соблазнившись на приглашение, ехали в неизвестность, попав в самый красивый большой и уютный, интеллигентный и гостеприимный дом, в каком только приходилось бывать.

Ник и Лара родом из Томска, эмигрировали в Новую Зеландию шестнадцать лет назад. В России Николай Федяев был музыкантом и солистом известной в девяностые рок-группы, а также специалистом по рекламе – всё, поспешил нас заверить, так и было, как у Пелевина. С рекламы начиналось и в Новой Зеландии, куда уехали, как это часто у молодых и смелых случается, на спор – а слабо бросить всё и начать с нуля там, где тебя никто не знает? По факту оказалось, что не слабо не просто вернуть прежний статус и положение в стране, где количество русских эмигрантов на тот момент было такого, что каждый друг друга в лицо знал, но попробовать себя в совершенной иной сфере деятельности, раскрыть новые таланты и перспективы роста.

Takita Madonna, 2012, Nick Fedaeff

Уже несколько лет как Ник оставил свою рекламную деятельность, сделав живопись основным ремеслом и источником дохода. Его картины можно встретить на самых престижных выставках Австралии, Новой Зеландии, Азии и Европы. Нам невероятно повезло увидеть их прямо у художника дома – яркие, смелые, завораживающие, вдумчивые, серьезные. Ник говорит, что никогда раньше не думал о том, чтобы развиваться и искать себя именно в этом направлении, что останься он в России, художником вряд ли стал бы.

Кстати, о России. За шестнадцать лет ни Лара, ни Ник не были на родине ни разу, и это при том, что много путешествовали и продолжают путешествовать по миру. Родителей перевезли сюда, со старыми друзьями контакты постепенно обрывались, завязывались новые знакомства. Ник говорит, что не желает лишний раз разочаровываться, пусть воспоминания останутся светлыми воспоминаниями, зачем ворошить прошлое. Иллюзий по поводу России у него нет, но есть сочувствие в отношении русской интеллигенции, равно как и интерес к русской литературе, кинематографу, русскому искусству в целом. Уже здесь в библиотеке Оклендского университета была прочитана и перечитана вся наша классика. Любимый писатель – Бунин. В домашней коллекции полные или почти полные и регулярно пополняемые собрания сочинений Сорокина, Елизарова, Лимонова, кто из современных авторов особенно близок. Из увлечений, не связанных с искусством, коллекционирование, большой теннис. Старшая из дочерей окончила географический, изучает и беззаветно любит черепах, разводит в саду червей, путешествует по миру в составе волонтерских организаций.

Вполне очевидно, что иммигрант, и особенно иммигрант первого поколения, это всегда медиатор, эдакий перебежчик из одного мира в другой, чей успех зависит от умения балансировать между двумя мирами, не свалившись при этом ни в один из них. Помнить о том, откуда ты есть, не живя прошлым; ассимилироваться под местные обычаи и нравы, оставаясь верным себе, своим интересам и внутренним установкам. Сколько на свете иммигрантов, столько и их судеб, и как же приятно услышать из первых уст, а отчасти и соприкоснуться с историей тех, на кого хотелось бы равняться, ставить себе и другим в пример. Спасибо, Лара и Ник, за гостеприимство, невероятно вкусный ужин, интересную беседу, рекомендации, краткую лекцию по Вуди Аллену и шесть его фильмов (это вместо одного изначально запланированного!), как залог того, что встретиться ещё раз, как ни крути, но придется. 

На краю света, Cape Reinga

По древней маорийской легенде мыс Реинга является священным местом, откуда души умерших отправляются в подземный мир мертвых. Даже в штиль вода у подножия мыса остается неспокойной, ведь именно здесь Тасманово море встречается с Тихим океаном. На мысе Реинга растет очень старое никогда не цветущее и тем самым давшее повод для множества легенд и преданий дерево, чьё одиночество скрашивает установленный по соседству маяк, сигналы которого видны за девятнадцать морских миль. Это и есть самая северная точка Новой Зеландии, так называемый край света, путешествие к которому вчетвером с Игорем и Сахой мы совершили на этих выходных, что, несмотря на первые дни зимы, порадовали на удивление хорошей ясной погодой. 

Поездка на машине имеет целую гору очевидных преимуществ, а потому, как и было запланировано, пять часов до мыса - своей главной точки назначения - мы растянули практически на весь день, то и дело останавливаясь, чтобы запечатлеть на плёнке и памяти очередную захватывающую дух картинку, оценить на наличие еды и культурных развлечений редкие населенные пункты, подразнить коров/овец/местных жителей, наконец, в который раз признаться горам, лесам и долинам, океану с золотыми пляжами, голубому небу и фантастически свежему воздуху, как сильно мы любим эту страну и как счастливы в ней быть. Чтобы лишнего не перехвалить, сразу и честно признаюсь - не всё было ровно да гладко в нашей поездке, в частности, не была ровной, но бесконечно извилистой и петляющей сама дорога, что в какой-то момент укачала практически всех, включая водителя Игоря и исключая беременную Саху, что крепчая и хорошея с каждой неделей, продолжает опровергать все мои прежние представления о беременности и токсикозе.

Новую Зеландию принято называть маленькой страной, что справедливо, если рассматривать её на карте на контрасте с Австралией и совсем неверно, если по ней путешествовать. Огромные незаселенные пространства, луга и долины, лес и горы, расстояние между населенными пунктами не меньше часа. Сравнение с нашей исторической родиной так и напрашивается - не в одной России есть, где душе развернуться да разгуляться. Согласно статистике, на один квадратный километр в Новой Зеландии приходится 15 человек, в то время как в схожих по площади Великобритании и Японии - 247 и 338 соответственно. При этом 51% страны занимают пастбища и пахотные земли, в результате неудивительно, что за время нашей поездки коров и овец всех мастей и пород мы наблюдали гораздо чаще и в несоизмеримо больших количествах, чем людей.

Наткнуться на живого человека, даже и в населенном пункте, большая редкость. Тишина и пустынные улицы, крохотная игрушечная школа, антикварный магазин, музей и библиотека, работающие по предварительной записи, старый отель с закрытыми наглухо дверьми. В кафе и магазинах на кассе специальный звоночек – хочешь, чтобы тебя обслужили, звони, продавец услышит проснется, умоется, оденется и подойдет. Редкие прохожие по старой доброй новозеландской традиции босые, несмотря на десять градусов тепла и пар изо рта под вечер. С заходом солнца закрыты не только продуктовые магазины, но и бары. Спать ложатся рано, в том числе и коровы, к моему удивлению, прямо в поле (была уверена, что на ночь их отводят в специальные загоны, впрочем, я не сильна в сельском хозяйстве).

Рита и Феликс, владельцы заповедника Wairere Boulders

Удивительно при этом, что изредка, но всё же попадающиеся местные жители совершенно не производят впечатление диких и нелюдимых. С нами легко заговаривали и знакомились. Одинокая пожилая женщина, чей дом с цитрусовым садом выставлен, согласно табличке, на продажу, без предварительных звонков и прочих формальностей любезно провела нас, якобы покупателей, по своим владениям. А когда вдруг на кассе выяснилось, что купить билет в заповедник можно только за наличные, которых у нас не оказалось, веселая и общительная пара геологов из Швейцарии, что является владельцами и организаторами парка, не задумываясь впустила всю нашу компанию без билетов, вручив номер счета с тем, чтобы перевести на него деньги после, как только доберемся до интернета.

В общем и целом наше мини-путешествие на край света заняло ровно  два дня с остановкой на ночь в гостинице скромного городка Кайтайа, последнего населенного пункта в ста километрах от знаменитого мыса. Забавно, что  название города в переводе с языка маори означает "много еды" и что именно там по иронии судьбы мы не смогли найти ни одного открытого после восьми тридцати приличного места покушать, кроме Макдоналдса. Ну да ладно, не хлебом единым, но эмоциями, впечатлениями, воспоминаниями и послевкусиями, которых как обычно гораздо больше, чем слов и картинок.