28 ноября 2011 г.

Джером, или о пользе путешествий

К молодым писателям Чехов относился всегда благожелательно и ко многим очень сердечно. Всегда говорил, что писателю нельзя сидеть в четырех стенах и вытягивать из себя свои произведения. «Поезжайте в Японию, - говорил он одному. – Поезжайте в Австралию, - советовал другому».
Из воспоминаний современников

Обычно о приближающемся в нашем рабочем коллективе пополнении заранее не сообщается. Новенькие просто приходят и просто начинают работать. Те, кто втягивается, очень быстро становятся своими, те, кто нет, также быстро уходят, сменяя друг друга. Однако о появлении в наших рядах Джерома, было объявлено заранее, официально и не кем-нибудь, но менеджером отеля. Она заглянула к нам во время обеденного перерыва, попросила внимания и объявила, что с понедельника с нами в команде начнёт работать один премилый француз. Правда, его английский слегка хромает, да и не похоже, чтобы он привык трудиться физически, но уж больно интересный и, главное, горит желанием приобрести практический опыт в сфере отельного бизнеса. Будьте, мол, снисходительнее.
И вот Джером работает с нами уже полгода. За это время научился не только ловко орудовать пылесосом и шваброй, чем, по его словам, дома занимался крайне редко, но успел стать в доску своим, не раз бывал у нас с Димой в гостях, и, полагаю, не только у нас – слышала, как его зазывали к себе и индийцы, и филиппинцы.
Джером – единственный француз в нашем многонациональном коллективе. Не знаю, уходят ли его внешность и манера поведения корнями в национальность, но на общем фоне коренастых, мускулистых громкоголосых парней с руками-лопатами выделяется он здорово. Джером среднего роста, с тонкой костью, всегда ухоженный и опрятный, с длинными музыкальными пальцами, аккуратной бородкой, слегка кучерявыми темными густыми волосами, высоким лбом, в очках с прозрачной оправой. У него королевская осанка, мягкие и плавные движения, мягкий французский акцент. Он бесшумно ходит, тихо разговаривает, мило и остроумно шутит. На месте мироздания я бы обязательно наделила человека с такой внешностью и такими качествами каким-нибудь особенным талантом, например, страстью к литературе или музыке, голосом или слухом, способностью рисовать. Однако по словам Джерома никаких особых увлечений у него нет. Сам себя он называет скучным и неинтересным человеком, говорит, что мало читает, никогда в жизни не рисовал, а на ухо ему медведь наступил.  
Джером вырос в загородном доме, в большой семье. Когда пришло время учиться, по совету родителей выучился на маркетолога, затем устроился в туристическую компанию, где просидел два года, выслушивая впечатления и рассказы о дальних странах тех, кого сам же в эти дальние страны и отправлял. И вот в один прекрасный день Джером решил, что с него хватит, что он молодой, здоровый, свободный, что он совсем ещё ничего в жизни не видел, а потому не собирается хоронить себя заживо в четырех стенах.
Джером задумал отправиться за границу учить английский язык. На вопрос, почему не в соседнюю Англию, как самый настоящий француз, гордо отвечает, что англичане не близки ему по духу. Путешествие по Европе точно так же было отложено до поры до времени - рассматривались только те варианты, где предполагалась возможность работать и самого себя обеспечивать, пока в другой стране находишься. Джером несказанно гордится, что определился с трудоустройством в Новой Зеландии за какой-то месяц. Говорит, что возникни у него необходимость подработать у себя во Франции, без приличного опыта ни в один отель, ни в один ресторан не устроишься, а тут взяли, не посмотрели, что иностранец, и так тепло приняли.  
Следующий по счету пункт назначения Джерома – Австралия, где в его планах провести год. К тому же он всерьез загорелся подкинутой ему нами с Димой идеей работы на кораблях, выяснилось даже, что его отец по молодости похожим ремеслом занимался, а дед так вообще закоренелый моряк.
Путешествие – то же образование. Знакомясь с новыми людьми и новой культурой, попадая в неожиданные и незапланированные ситуации, проверяешь себя на прочность, тренируешь волю и выдержку, наконец, раскрываешься, ближе с самим собой знакомишься. Может быть, реши Джером и дальше работать по специальности у себя на родине, так и оставаться ему обаятельным и воспитанным французом, со временем хорошим мужем и главой семейства, славным, пусть и посредственным, специалистом в своём деле. И может быть в его настоящих планах на будущее и есть ключ к раскрытию в кулуарах собственного себя чего-то большего, чем природная обаятельность и врожденная обходительность, которые, спору нет, прекрасны и притягательны, но которых одновременно никак не достаточно, чтобы состояться как мужчина, как человек. 

23 ноября 2011 г.

Жажда сбыться

Что я сделал для того, чтобы родиться в мысли, в представлении, а не быть недоумком, недоноском?
Мераб Мамардашвили
Иногда мне кажется, что причина моей внутренней неудовлетворенности кроется в отсутствии работы, которая нравится, ради которой хочется просыпаться по утрам, которая дает ощущение того, что тебя ценят, уважают, что ты делаешь что-то полезное, нужное. И мне бывает страшно от мысли, что такой работы может для меня и не найтись.
Но иногда мне кажется, что я подменяю понятия. Что страх не реализоваться в профессии уходит своими корнями в страх иного рода. Я знаю людей, которым посчастливилось заниматься тем, чем им нравится и хочется заниматься. Как правило, точно так же, как и мне, для того, чтобы чувствовать себя удовлетворенными, счастливыми, этим людям продолжает чего-то не хватать, кому денег, кому любви, кому семьи, кому славы. А что же происходит, когда у человека есть из перечисленного всё? Исчезают ли, наконец, неудовлетворенность, ощущение, что проживаешь свою единственную жизнь понапрасну, страх, что не делаешь того, что должен делать, живешь не так, как следовало бы жить?
Мне нравится приводить в пример Льва Толстого. Я знаю, что поздний Толстой многим не близок и не симпатичен, что был признан в обществе сумасшедшим, предан церковью анафеме. Однако сама ситуация с человеком, кто к пятидесяти годам достигнув всего, о чем только можно мечтать, так сильно вдруг пугается мысли о смерти, что всё приобретенное разом теряет для него какую-либо ценность, меня трогает и волнует. Ведь казалось бы, чего бояться пятидесятилетнему Толстому? Посажено уже дерево, выращен сын, построен дом, написаны «Война и мир» и «Анна Каренина», и яснее ясного, что жизнь свою прожил не зря, и даже в веках останется. Но Толстой боится, цепляется за одну-другую религии, философские теории, разочаровывается, выдумывает собственные, от которых сам же потом отказывается. А толчком ко всей этой сумасшедшей и отчаянной мыслительной деятельности – смерть. Не было бы смерти, так ли обязательно необходимо было бы искать смыслы происходящего? Знание о собственной конечности отличает от животных, обесценивает человеческую жизнь и тут же, напротив, придаёт ей особенную значимость. Вот я пришел в этот мир, вот я уйду из этого мира. Для чего?
В лекциях о Прусте Мераб Мамардашвили самым большим человеческим страхом называет страх не осуществиться, не статься, не сбыться. Задача и обязанность человека увидеть себя, своё положение и реальность вокруг себя такими, каковы они есть на самом деле. Цитируя Пруста, Мамардашвили говорит, что реальная наша жизнь не та, что есть сейчас или будет после, но та, что вне этой жизни. А значит, и осуществиться – это не то же самое, что осуществиться в профессии или семье, но статься, родиться как человек, пройти собственное испытание, путь, в результате которого, срезав привычное и устоявшееся, вынеся законы и нормы не из текстов и книг, но из своего же собственного опыта, приходишь к себе, реализуешь себя. Не эта ли самая жажда сбыться и заставляла Толстого действовать и искать, даже когда всё уже, казалось бы, найдено и сделано? Не этот ли страх не осуществиться в моем собственном страхе не смочь найти работу, не реализовать себя в отношении профессии?    

20 ноября 2011 г.

Издержки образования, или мои собеседования

Никаких особенных событий ни конец прошлой, ни начало нынешней недели не предвещали. Однако событие произошло, да ещё какое событие. В понедельник после обеда мне позвонила весёлая Джоди и пригласила на собеседование.
С тех пор как я искала работу в Москве, прошло уже больше, чем полтора года. Но так как никакого другого опыта в России ни до, ни после Москвы у меня не было, сравнивать буду с Москвой. Итак, полтора года назад в Москве я была девочкой из провинции, год назад окончившей филологический факультет и пару дней как вернувшейся из шестимесячного корабельного рабства плавания. Никакого приличного опыта работы – как собственно и сейчас, ничего не меняется - на тот момент у меня не было, а потому всё, чем перед работодателем могла похвастаться и хвасталась, ограничивалось грамотной русской речью, ВО с прекрасным красным дипломом, вполне сносным для Москвы английским и модельным своим ростом. Ну, с такими данными сам бог велел в секретари, куда, прельстившись материальной составляющей (начинающим журналистам и учителям, как известно, на порядок меньше платят), и отправилась, трудоустроившись за рекордные две недели, успев объездить пол Москвы с графиком по три-четыре собеседования в день. Понятия не имею, как обстоят дела в столице сейчас, но в тот год, честное слово, у меня складывалось впечатление, что нашей славной Москве просто критически не хватает девочек на ресепшен. Телефон разрывался, самооценка зашкаливала, звали всюду, как-то раз даже в Останкино. В последние дни, деловая колбаса, обнаглела уже до такой степени, что зарплату начала оговаривать прямо по телефону, мол, за меньшее даже и на собеседование не пойду. Но то была Москва. Всё, чем блистала в Москве, в Окленде потеряло свою актуальность.
Во-первых, в Окленде я вдруг перестала говорить складно да ладно. Появился акцент, появились слова-паразиты, неправильные ударения и, о ужас, грамматические ошибки. Конечно, снисходительная и толерантная Новая Зеландия не то еще приезжим прощала, особенно тем, кому есть чем другим козырнуть. Вот технари, а в особенности программисты, и козыряют, мне же козырять оказалось нечем. Чудесное моё образование, ненужное конечно и в России, но в России хотя бы отдаленно намекающее потенциальному работодателю, что грамотная, начитанная, в облаках витающая, здесь потеряло все свои семантические оттенки. Ну как, скажите, реагировать на человека, потратившего пять лет своей жизни на изучение родного языка и родной литературы, чтобы потом из родной страны уехать? Я ведь даже и не учитель, педагогических дисциплин в дипломе не хватает. Я именно филолог, тот кто любит слово, преимущественно русское.  
Во-вторых, мои молодость и распрекрасный рост, которые без языка и образования в принципе не многого стоят, в Окленде перестали вообще стоить хоть сколько-нибудь. Помните типичное русское объявление про то, что в офис требуется девушка с приятной внешностью, возраст 20-25, рост от 170, с хорошей фигурой и поставленной речью, фото обязательно. Так вот в Окленде так даже в проститутки не отбирают. Прикладывать к резюме фото – дурной тон, указывать не то, что возраст, национальность и религиозные убеждения, но даже и пол – полное невежество. Не знаю, как в других развитых странах, но Новая Зеландия безумно гордится тем, что предоставляет равные возможности каждому, не дискриминируя людей ни по какому признаку. Правило, бесспорно, мудрое и замечательное, жаль только в моем конкретном случае не на меня оно работает.
И вот несмотря на свою очевидную невостребованность на новозеландском рынке труда, за год жизни за границей чудесным образом я всё-таки умудрилась побывать на трёх нормальных собеседованиях (под нормальными я имею в виду НЕ сферу обслуживания, от которой чешусь уже, и НЕ волонтёрство, за которое не платят). Два первых собеседования давнишние, ещё с прошлого года. В библиотеку, где мне в итоге предпочли девочку с местным библиотечным образованием. И в книжный магазин, где усомнились в моей способности прочитывать по пять бестселлеров в неделю. И правильно, кстати, сделали, не люблю я бестселлеры. И вот, наконец, третье собеседование, внезапное и неожиданное, потому как откликнулся на позицию муж, мне даже и не сказав ничего. Вернее сказал по факту уже, вот только реакции никакой с моей стороны не последовало. Ну какой мне издательский дом?
Однако в понедельник после обеда мне позвонила весёлая Джоди и пригласила на собеседование. И не куда-нибудь, но в издательский дом. Позиция мелкая, административная, что-то вроде ассистента менеджера по подписке, но… в издательский дом! И не просто издательский дом, но самый крупный издательский дом в самом крупном городе Новой Зеландии, что еженедельно выпускает десятки журналов и ежедневно сотни газет, что битком набит журналистами, фотографами, операторами, редакторами и прочей местной медийной элитой. Конечно, я и не надеялась на удачный для себя исход, слишком большой конкурс, слишком многообещающая позиция, слишком невезучая неуверенная в себе я. Чтобы не порождать никаких напрасных ожиданий, оговорюсь сразу, мне не перезвонили. Но! Какое было собеседование, какая была я. И куда только девались все мои страхи из-за английского, комплексы на почве образования, стыд в отношении настоящего места работы. Я шутила, я делала комплименты, я приводила примеры, я много говорила и прилежно слушала, всё было почти как тогда, в Москве, только лучше, потому что на английском, потому что с «равными возможностями каждому», в общем и целом, сама себе я бесконечно нравилась.
А выводов будет два. Во-первых, не остыл еще порох в моих пороховницах, и жизнь в почти 25 лет ещё не закончена. Во-вторых, не всё в этом техническом мире для и вокруг технарей крутится, но и филологи тоже люди шанс на своё маленькое счастье имеют. И пусть рано пока радоваться и нечем пока хвастаться, но будем же радоваться и хвастаться. Стоя на полпути. Не прекращая движенья. 

14 ноября 2011 г.

Whatcha reading?

Есть преступления хуже, чем сжигать книги. Например, не читать их. 
Иосиф Бродский

Надпись на витрине книжного магазина. Приятно, что Бродский
В библиотеке Оклендского университета огромное собрание русскоязычной литературы. Действительно огромное. Почти весь пятый этаж. Начиная с книг на древнерусском заканчивая Петрушевской и Сорокиным. Плюс основные литературоведческие работы. Плюс подшивки газет и журналов. Я уже не говорю про классику, которая есть практически вся. Когда в первый раз столкнулось со всем этим богатством, глазам не поверила. Бесконечные стеллажи книг, своих книг, а за окном океан, зелёные холмы и вечная весна. О большем и мечтать стыдно. Всё, что мне нужно, у меня есть.
Вот только ни одной русскоязычной книги ни в тот первый раз, ни после для вдумчивого домашнего чтения я так и не выбрала. Дело в том, что с недавних пор дала сама себе слово не смотреть фильмы и не читать на русском. Хотя бы какой-то период. В этом отношении, кстати, очень удобно, что книги в библиотеке стоят вперемешку с их переводами. Так что парочку русских авторов, пусть и в переводе, но я всё-таки осилила. Пэт на это лишь руками развела, она, напротив, многих иностранных писателей не знает и не читает именно по причине недоверия некоторым запятнавшим свою репутацию переводчикам. Вспомнилось попутно, как одна университетская преподавательница предлагала нам, студентам, гордиться и радоваться, что принадлежим к русской нации, уже хотя бы потому, что читать Достоевского и Толстого можем в оригинале. Ну что ж, зато слово сдержала.
По рекомендации Пэт читаю сейчас Джона Бэнвилла «Неприкасаемый». Современный ирландский писатель, любимый автор Пэт. Роман о британце, искусствоведе и гомосексуалисте, кто пятьдесят лет шпионил в пользу Советского Союза. По словам  Пэт, один из самых легко читаемых и простых в отношении языка произведений Бэнвилла. От себя уже добавлю, что язык действительно моментами распрекрасный, даже несмотря на то, что в другие моменты отдельные абзацы лично мне приходится перечитывать по два-три-четыре раза, наводить справки в интернете в отношении ряда фактической информации и, само собой, держать словарь всегда наготове. Вот такое нелегкое у меня теперь чтение. Зато радуюсь, что в оригинале.
А что же сейчас читает мой муж? Дима добрался, наконец, до «Портрета художника в юности» Джеймса Джойса. Дима читает вслух. Есть у него такая привычка, которая просто с ума меня сводит. Сама читать вслух я не люблю и не могу, хотя прекрасно понимаю, с точки зрения пользы английскому ох как это было бы хорошо. К тому же времени на то, чтобы наслаждаться тем, как читают другие, у меня совершенно нет - я же Бэнвилла читаю! Плюс слушать - это долго, пробегать глазами - быстрее. Однако, терпеливая, я молчаливо прощаю Диме его бу-бу-бу за моей спиной. Прощаю, потому что это ни кто-нибудь, но муж Джойс, а Джойс, для тех, кто с ним не знаком, не просто хороший писатель, но гениальный писатель, лучший в двадцатом веке.
 А что же сейчас читает Пэт? Не так давно Пэт попросила принести ей из библиотеки что-нибудь из русского современного. Всю голову себе сломала, чем же таким особенным её удивить. Крутилась вокруг Сорокина и Пелевина. Уже почти решилась на Петрушевскую. Полистала Веллера. В итоге остановилась на Татьяне Толстой. Сборник статей о России, русских, русской литературе, русских реалиях, перестройке, Путине. Сама проглотила в два присеста – ведь это же всё о нас, а значит, и обо мне. К тому же я бесконечно уважаю Толстую хотя бы за её «Кысь» и «Школу Злословия». Жду теперь мнения Пэт. 
Ну и логичный вопрос, а что читаете вы? Какую книгу посоветуете, какая любимая?

11 ноября 2011 г.

Рабочее

В перерыве на работе пью чай с Лиз и Дженни. Лиз – ассистент менеджера, большая крупная женщина лет сорока, с вечно угрюмым выражением лица, что обязательно вводит в заблуждение при первом с ней знакомстве, потому как на деле Лиз добрая,  понимающая, с немного грубоватым, но всё же чувством юмора, такая типичная маори, отличающаяся от моей Пэт разве что уровнем образования, кругом интересов и количеством прочитанного. Дженни  девочка с ресепшена, голубоглазая новозеландка, улыбчивая с гостями и прекрасно раскрепощенная в поведении, чем-то отдаленно напоминающая Бритни Спирс, и по  мировоззрению, думаю, тоже.
За чаем Лиз зачитывает нам немудреную газетную статью о парне, кто выиграл в лотерее много-много денег. Лиз начинает мечтать. Вот если бы она выиграла, что бы она сделала. Конечно, в корне поменяла бы свою жизнь. Но как? Ну разумеется, бросила бы работу. Вообще бы не работала. Зачем ей работать, если она в деньгах не нуждается. Дженни не согласна. Она бы не стала увольняться, она бы работала, но только два или три дня в неделю. Так, для разнообразия. К тому же ей коллектив нравится. Решаюсь вставить свое слово. Говорю, что не стала бы увольняться и количества часов тоже сокращать не стала бы. Почему? Потому что люблю свою работу. Хорошо пошутила. Все весело посмеялись, включая меня. На радостях Лиз предложила даже дополнительную комнату к списку моих добавить, раз уж такая я работящая.
Но ведь есть же на свете люди не такие как Лиз, Дженни и я. Те редкие счастливые люди, что работают не ради денег и коллектива, но взаправду получают удовольствие от самой своей деятельности. На таких людях и мир держится.   

7 ноября 2011 г.

Из-за чего стоит жить

Ты – Божий ответ Иову. Знаешь, он показал бы на тебя и сказал: конечно, я делаю страшные вещи, но могу создать и Такую!
«Манхэттен», реж. Вуди Аллен
Один из корпусов The University of Auckland
Сегодня понедельник, мой выходной. В планах и мечтах – одиночество дома. Но не тут-то было. Торопясь с утра на работу, муж забыл свой пропуск, что стало весомым поводом отложить «Повелителя мух» и отправиться Диме на выручку в то самое место, которое я очень люблю, но в котором крайне редко бываю. Место, где работает мой супруг.
Вообще-то я тяжелый на подъем человек. Вспоминаю и думаю, что не была такой всегда, но чем дальше по времени, тем чаще выходам «в свет» предпочитаю одинокое времяпрепровождение дома на диване с книгой или фильмом. Концерты, выставки, театры, выступления и прочие культурно-развлекательные мероприятия только под настроение и очень-очень избирательно. Как в той песне к прекрасному фильму - я всё это уже видела.
Последние три дня у нас гостил бывший Димин напарник, с кем вместе работали на круизных лайнерах. Очень общительный, подвижный и, как говорят, с шилом в одном месте. Вначале в новинку мы оба с мужем не без удовольствия разделили его такую активную жизненную позицию. Однако выдохлись и сдались непростительно быстро, начиная уже со второго дня. «Ребята, вы что вообще никуда не ходите?» С ужасом представляю, какое у парня осталось от нашего образа жизни впечатление.
Иногда в подобные моменты я напоминаю себе Обломова или Емелю на печи. И вот мне начинает казаться, что надо больше ходить-интересоваться-двигаться, что я многое упускаю и недополучаю элементарно из-за своей лени. Но бывает, что кажется и обратное. Становится вдруг безумно жаль времени и сил на все эти развлечения и движения, которые, положа руку на сердце, лично мне редко приносят настоящее удовлетворение и наполненность. К чему себя обманывать – жизнь не праздник и не выходной, она скучная, однообразная, в какие цвета её не раскрашивай. Можно много путешествовать, много делать и успевать, менять партнеров, наряды, точки зрения и фотографии в фейсбуке. Станет ли жить интереснее? Мне не становится.
Вчера вечером под впечатлением от «Манхэттена» начала выдумывать собственный вариант списка «Из-за чего стоит жить». Вслед за фильмами Вуди Аллена (забавно, но четыре года назад, когда я впервые посмотрела «Манхэттен» и точно также взялась составлять свой список, первым тоже был Вуди Аллен) разместила Голдинга – раз уж я его читаю и он доставляет мне удовольствие – далее многих других хороших талантливых господ, перечислять которых не буду, а также по-девичьи - первые одуванчики, тихие разговоры c мужем... И вот сегодня мой список пополнился ещё на один пункт, вместивший в себя то самое, что чувствовала утром, когда прикрываясь «весомым» поводом, отправилась в то место, которое так люблю и в котором так редко бываю.
Вид на центр города с противоположного берега
Всё прекрасное редко. Как только что-то начинает повторяться изо дня в день, оно мгновенно теряет свою прекрасность. Я знаю и понимаю, каждый день в автобусе по дороге на работу Дима меньше всего думает о том, как красивы и гармоничны улицы-дома-деревья-горы-океан-облака вокруг него. На своей собственной дороге на работу я тоже редко об этом думаю. Но стоит однажды случайно и неожиданно сменить привычный маршрут, привычный настрой… И тут же "и стоило жить и работать стоило".

4 ноября 2011 г.

Замечательный сосед


В этом году Джованни исполнится двадцать четыре. Когда интересуются, сколько ему лет, он так и отвечает, не двадцать три, но «исполнится двадцать четыре». Джованни очень красивый, просто как с картинки – среднего роста, среднего телосложения, с ровным здоровым цветом лица, голубыми глазами и, как настоящему итальянцу и положено, копной кучерявых волос на голове.
Вот только ни меня, ни Диму в наш первый день знакомства  с Джованни его внешний облик не восхитил и не порадовал. Дело в том, что Джованни предстояло быть нашим соседом. А что значит молодой холостой красивый сосед, как не толпы девушек, музыка и вечеринки ночи напролет? До Джованни с нами успела уже пожить голландка Анжела, тоже красивая, что совершенно не мешало ей громко разговаривать, громко слушать музыку, приводить в квартиру громких друзей и в принципе вести себя непозволительно громко. Простить Анжеле её громкие выходки мы так и не сумели - наябедничали хозяину, кто тут же выставил нашу голландскую красавицу из квартиры. И вот теперь Джованни – итальянец, молодой, симпатичный. Разумеется, первая наша мысль – как бы хуже не было.  
Но хуже не было, было лучше. Джованни очень быстро нашел работу – официантом в крутом итальянском ресторане, а потому дома появлялся крайне редко. К тому же выяснилось, что родом он из маленькой деревни, где у отца своя ферма, в связи с чем музыке предпочитает пение птичек и вообще привык большую часть времени проводить не дома за компьютером или телевизором, но на свежем воздухе. C первой недели жизни с нами Джованни взял в привычку два раза в  день устраивать себе пробежку в парке. Говорит, что только там ему хорошо дышится, что в центре Окленда, где мы живём, совсем нет воздуха - что неправда, конечно, просто в большом городе человек не жил никогда.
Уже позже выяснилось, что Джованни не фанат шумных вечеринок, но любитель выпить вина в маленькой компании и поговорить по душам. Что он крайне романтичная натура, кто верит в любовь с первого взгляда и на всю жизнь. Что он именно тот тип человека, кто любит на досуге порассуждать о смысле жизни и своих взаимоотношениях с мирозданием. В итоге оба с мужем мы сошлись на том, что Джованни – замечательный сосед.
 По образованию Джованни бухгалтер, согласно практическим навыкам – официант со стажем, кто часами может рассказывать о прелестях итальянской кухни, да так, что слюнки текут. Однако ни в той, ни в другой профессии наш итальянец себя в будущем не видит. В офисе слишком серо и скучно, в ресторане – шумно и людно. То, чего ему хотелось бы попробовать, это поработать физически, на ферме. Джованни говорит, что в детстве он, конечно, помогал отцу, но никогда не был вовлечен в  процесс целиком. И вот сейчас чувствует, что настало время. А потому, как воодушевленно сообщил нам вчера на сон грядущий Джованни, в его планах провести остаток своих новозеландских каникул в местной глубинке.
И вроде радостно за нашего итальянца, и грустно за себя. Радостно, что человек открыт всему миру, свободен, молод, здоров и легок на подъем, что не боится пробовать новое, мечтает и воплощает свои мечты в реальность. Грустно, что, не успев обрести и вдоволь насладиться, мы вот-вот потеряем нашего такого замечательного мечтательного соседа.