Скучаю по Москве

Недели за две до отъезда в Новую Зеландию случайно познакомились с молодым человеком, только что из Новой Зеландии вернувшимся. По окончании годового рабочего контракта, не предприняв никаких попыток остаться, наш новый знакомый благополучно переехал из Веллингтона в Москву, в которой никогда раньше не жил, но жизнь которой всегда виделась ему насыщенной и интересной, особенно теперь в сравнении с маленькой деревенской Зеландией. После таких речей нам с мужем осталось лишь переглянуться и плечами пожать. К тому времени мы доживали свой четвертый месяц в столице, спали и видели, как подписываем заявления об увольнении, делаем свой прощальный рейс в переполненном душном метро и, взойдя на трап самолета, машем ручкой в направлении по-дружески приютившей нас на время, но порядком поднадоевшей своим шумом и непрекращающимся движением Москвы.

Жить в Москве никогда не было нашей целью и уж тем более пределом мечтаний. Москва – это когда больше уже некуда, это выход из безвыходного положения, это запасной, но надежный и проверенный вариант. В Москве всегда можно найти работу, знакомых и единомышленников. Москва, как добрая многодетная мама, пусть и не на самых лучших условиях, но всегда приютит и с голоду умереть не даст. И в Самаре, где учились, и потом на кораблях частенько приходилось думать о том, чтобы бросить всё и в столицу. И вот однажды именно так и сделали.

В час дня - Венеция, голуби на площади святого Марка, гондольеры в полосатых майках, наш гигантский двадцатиэтажный плавучий дом и захватывающий список портов, в которых предстоит побывать, в два - старая добрая родная Москва. Я думаю, скандалить и качать свои права у нас обоих с мужем в крови. Ну не можем мы спокойно терпеть произвол и несправедливость в отношении себя любимых. Корабельное начальство отказалось предоставить нам отдельную кабину для проживания, и это притом, что первый контракт из-за их неорганизованности и безответственности мы – супруги - работали на разных лайнерах! Тогда промолчали и стерпели, но теперь чаша гнева переполнилась, чувство собственного достоинства перевалило за отметку нормы, терпение вышло из берегов, и мы, удовлетворив, наконец, природную свою склонность, учинили самый настоящий скандал. Систему, разумеется, не сломали, но бесплатные билеты до дома  вытребовали. Так Италия вздохнула с облегчением, а Москва приветливо улыбнулась и по привычке добродушно раскрыла свои объятья.

Остановились у друзей, у них же потом жить и остались. На работу я вышла уже через две недели, муж определился за месяц. Уладив таким образом дела первостепенные, быстро от корабельного стресса отошли и начали потихоньку осматриваться. В Москве меня и раньше, а в тот период особенно пугало и одновременно захватывало ощущение, что, в каком бы тихом московском переулке ты ни находился, вокруг миллионы таких же переулков, улиц и дорог, миллионы домов и машин, миллионы стариков и детей, женщин и мужчин, богачей и бедняков,  миллионы таких же как ты. И даже в самом маленьком тихом закутке ты всё равно продолжаешь чувствовать себя в центре этой огромной многомиллионной толпы и непрекращающегося движения. Помню, что были моменты, когда это чувство давало лично мне ощущение чего-то похожего на счастье. Счастье от того, что ты свободен, самостоятелен, что жизнь вокруг тебя кипит, что перед тобой сотни возможностей, путей и ходов, и ты вправе выбирать.  

Другое из приятных московских воспоминаний – чувство связи времен, осознание себя звеном в цепочке поколений, как в замке с приведениями, где, медленно идя вдоль длинного мрачного коридора, всматриваешься в портреты давно умерших королей, их отцов, дедов и прадедов. Не знаю, как у других, но у меня в Москве голова порой кружилась от бесконечных мемориальных досок на каждом втором здании: здесь жил Есенин, а там Высоцкий, тут пел Шаляпин, а за углом танцевала Майя Плисецкая. А как приятно сидя на скамейке Тверского бульвара представлять, как в доме напротив, развалившись в кресле, Пушкин писал остроумное и пылкое признание в любви в дневник какой-нибудь милой дамочке.

Ну вот, пожалуй, вкратце это и есть то самое, по чему время от времени я грущу и скучаю, то, за что я люблю и уважаю Москву, для которой, разумеется, легко найдется у меня в запасе немало и нелестных слов, но сегодня, так и быть, оставлю их при себе. Не плюй, как говорится, в колодец, не будучи уверенным, что день грядущий тебе готовит. Всё познается в сравнении, путем бесконечных проб и ошибок. Одно могу сказать точно, пожив в Новой Зеландии и оценив Москву со стороны, я к своему немалому удивлению куда лучше теперь понимаю того нашего случайного знакомого, бессовестно осмелившегося, как нам тогда показалось, променять тихую и прекрасную Новую Зеландию на круговерть немытой Москвы.