Я даже не хочу представлять как это

Мой прадед был девятым и единственным ребёнком в семье. До его рождения родители похоронили восемь детей. Я даже не хочу представлять как это, кладбище из младенцев не доживших до трёх лет. Но можно представить, как мама и папа не дышали над последним единственным, ходили по бабкам, заговаривали на долгую счастливую жизнь, хотели, чтобы выучился, вышел в люди. Я так понимаю, семья была бедная деревенская. 

Со своими пятью классами образования мой прадед автоматически стал самым образованным на деревне. Когда пришли немцы, они так и спросили, кто здесь самый грамотный. Так моего прадеда забрали во вражеские помощники. На тот момент у него было пятеро детей, моя бабушка младшая. Деревня была в Белоруссии, на границе. Проснулись утром, власть сменилась. Дом был у самого леса. Днём немцы, ночью партизаны. Я даже не хочу представлять как это, жить в таком страхе.

Вскоре советские войска освободили деревню, и моего прадеда забрали в солдаты на передовую. Оба других моих прадеда погибли на передовой в первые годы войны, а этот выжил, дошёл до Берлина и обратно. Фотография сделана после его возвращения: мой прадед, моя прабабушка и их шестеро детей. Может быть они думали, что всё закончено, самое страшное позади. Этот день победы порохом пропах! 

Моя бабушка помнит, как бежала за мамой и плакала, потому что мама плакала и бежала за мужем, которого уводили советские солдаты. Пятнадцать лет лагерей. Спустя некоторое время мама простыла, заболела и умерла, бабушка помнит, как все дети, каждый на свой лад, сели писать отцу, что мамы больше нет. Я даже не хочу представлять как это, получить шесть писем подобного содержания. 

В лагере у прадеда была цинга и заворот кишок, ему изрезали весь живот, сказали, что медицина бессильна, если только бабки помогут заговорами, травками.

Через пять лет выпустили за хорошее поведение или ещё что. Бабушка говорит, кто-то из родственников писал, просил пересмотреть дело, ведь ни за что сидит, ну вот видимо пересмотрели. Прадед вернулся в разваленную деревню, забрал детей, кого после смерти матери раскидали по родственникам, уехал в Латвию на строительный завод. Ему дали комнату в коммуналке, где жил с четырьмя младшими, двух старших сыновей забрали в армию. 

Дети выросли каждый для своей жизни, разъехались. До пенсии прадед так и работал на том строительном заводе. Взял в жёны женщину с двумя дочками, у младшей был туберкулёз, в 19 лет она умерла. Бабушка рассказывает, что помнит, как перед смертью девочка плакала и говорила, как не хочет умирать, и я даже не хочу представлять как это.

Сам прадед дожил до 84 лет, был на свадьбе у моих родителей. Дома есть его письма из Латвии аккуратным почерком, поздравительные открытки с пожеланиями здоровья, любви, благополучия, долгих лет жизни. Мама ездила к нему в гости пару раз, когда была студенткой. Говорит, что дед был очень скромным интеллигентным человеком, тихим, мягким, порядочным.