Когда количество событий внешнего мира непозволительно долгое время покоится на отметке ноль и вследствие чего постепенно, но неизбежно начинается застой в мире внутреннем, на помощь приходят книги и фильмы. И вот в который раз выручили два давних и любимых моих товарища – швейцарский писатель Макс Фриш и гений современного кино датчанин Ларс фон Триер.
«Тяжелые люди» Фриша. Извечная тема горя от ума, узнаваемые персонажи, слишком умные для того, чтобы быть счастливыми. Один из них - художник, загнавший и истерзавший себя собственной теорией, от которой так сильно веет последними вопросами Достоевского. И нет правых и виноватых, есть люди, есть выбор, который они свободны делать в этой жизни, и есть сама жизнь, не считающаяся ни с чьим выбором. Жизнь, которая, так же как и у Достоевского, оказывается в итоге мудрее и непредсказуемее всех теорий. Потому что «нет ни начала, ни конца. Всё повторяется, ничто не возвращается: лето за летом проходит, годы не значат ничего – один час может сохраниться… Того времени, что показывают часы не существует, а есть только пронизывающая всё раскаленная молния эфемерности – в ней и заключена жизнь, а по краям молнии ещё светятся, пусть и недолго, сады воспоминаний, сумасшедший хаос зигзагов, ущелий и лесов, улиц и острых крыш, морей и мачт, разговоров, внезапных объятий… А потом всё снова поглотит ночь…»
«Догвиль» Триера. Безжалостное разоблачение человека - ничтожного, порочного, тщедушного, пошлого и завистливого. Человека, который, как писал всё тот же Достоевский, слишком слаб, чтобы принять свободу выбора, даруемую Иисусом, и которому в связи с чем куда радостнее и проще подчиниться Великому Инквизитору. Оригинальность и гениальность Триера в том, что он, как мне показалось, идёт еще дальше Достоевского, осмеливаясь назвать высокомерием милосердие и веру Иисуса в человека. И совсем не случайно в высокомерии в «Догвиле» обвинён ни столько отец, который судит, сколько дочь, которая прощает. Потому что считать, что ты можешь и должен прощать другим то, чего никогда не простил бы себе самому, – значит ставить себя выше тех, других. Каждый заслуживает одинакового наказания за одинаковые прегрешения, и людям необходимо дать шанс ответить за свои поступки. В «Догвиле» отвечает каждый. Зло со стороны Бога оправдано. Бог больше не милосерден. Он жесток, но справедливо жесток.
Одно время я любила рассуждать на тему того, что заставляет человека чувствовать себя счастливым или несчастным. Соприкосновение с искусством, с гениальным – всегда счастье. Когда художнику удается уловить неуловимое, оформить бесформенное, и ты, зритель, слушатель или читатель, крутишь результат этого откровения и познания и так и сяк, пытаясь разгадать задумку автора, и вдруг тебе кажется, что ты почти понимаешь, почти сам уже осязаешь это неуловимое... и жизнь сразу не просто душ, работа, обед и трёп по телефону, а нечто сложное, объемное, многоярусное и одновременно такое стройное и целостное… И вот от этого счастье.
Как хорошо вы написали о счастье! Мне знакомы эти необъяснимые чувства, возникающие от прочтения хорошей книги, просмотра хорошего кино и т.п. Правда, счастьем я это боялась назвать, но я - пессимистка. И, по определению, всегда несчастна :)
ОтветитьУдалитьФриша, к стыду своему, не читала. А Триера люблю :)
А мне, Юля, всё-таки кажется, счастье:) Сюда же отношу беседу с умным и интересным человеком. Настроений же пессимистических и мне тоже хватает, оптимисты обычно менее убедительны и потому не убеждают:)
ОтветитьУдалитьА Фриша очень советую. Мы с мужем одно время зачитывались им - столько эмоций, поводов для размышлений! Начать можно с романа HomoFaber, ну а потом уже как пойдёт:)
:) Я вообще не понимаю, как можно, живя в России, быть оптимистом? Это даже пошло как-то и отдаёт дурновкусием.
ОтветитьУдалитьСпасибо за рекомендацию, обязательно воспользуюсь :)