Что станет с Россией через двести лет?

Через двести, триста лет жизнь на земле будет 

невообразимо прекрасной, изумительной.

 Чехов. Три сестры

На курсах в одной группе со мной занимается ещё шесть человек. Три парня и три девушки. Все из Колумбии. Одна из девушек по профессии фотограф, один из парней – кинорежиссёр, остальные четверо с техническим образованием. Все примерно одного со мной возраста, университет окончили года два-три назад. В Новую Зеландию приехали по студенческим визам специально учить язык. Большинство  живёт в новозеландских семьях, практикуя английский и в домашней обстановке в том числе. Уровень языка у каждого из них весьма приличный, желание его учить и свободно на нём разговаривать огромное, а это значит, ни одного пропущенного занятия, ни одного недовыполненного домашнего задания. Для чего всем этим ребятам нужен английский? Чтобы после окончания учёбы вернуться к себе домой и занять хорошую позицию в хорошей международной компании.

Жить в Колумбии непросто. В Колумбии коррупция, бюрократия, бандитизм, низкая заработная плата и проливные дожди по полгода. Разница между уровнем жизни в Колумбии и Новой Зеландии налицо. Каждый из шестерых моих одногруппников эту разницу видит и вслух о ней говорить не стесняется. А потому, когда наша преподавательница Пэт сетует на какой-нибудь новозеландский «беспредел», скажем, бюрократического характера, колумбийцы только посмеиваются и руками машут – да разве это беспредел? Вы нашего беспредела не видели!

У каждого из этих ребят на данный момент есть пусть и небольшая, но вполне реальная возможность остаться в Новой Зеландии легально. Однако ни один из них не собирается этой возможностью воспользоваться. Почему? Потому что Паолу дома ждёт большой белый пёс, который почти ничего не ест и воет по ночам на её фотографию. Потому что Элизабет не представляет своей жизни вдали от родных, которых у неё включая всех двоюродных и троюродных братьев, сестёр, тётушек и дядюшек добрая половина родного небольшого городка. Потому что Диего считает латиноамериканскую культуру самой лучшей, а Оскар просто любит свою страну.

Однажды на занятии, когда все всемером мы наперебой приводили примеры из жизни у себя дома, старательно убеждая друг друга в том, как непросто в сравнении с развитой Новой Зеландией жить в родных наших странах, Пэт, прекратив наш гомон, попросила поднять руку тех из нас, кто считает, что тяжёлая ситуация в его стране со временем изменится к лучшему, и жить, соответственно, станет легче. И что же вы думаете? Все шесть колумбийцев подняли руки!

Когда меня, оказавшуюся вдруг в меньшинстве, попросили свою позицию объяснить, я вполне искренне призналась, что давно уже в возрождение своей страны не верю и что, по моим наблюдениям, точно так же не верит в это и добрая половина моих соотечественников. Пэт в ответ поинтересовалась, что же станет, на мой взгляд, с Россией лет через двести. Что могла я ответить? Начала неуверенно рассуждать, что если моя страна и будет к тому времени ещё существовать, то окажется в десятки раз меньше, чем она есть сейчас, потому что какая-та её часть достанется японцам, которым Курилы, например, давно бы уже отдать пора, что-то отойдёт китайцем, что-то отделится и заживёт своей самостоятельной жизнью, охотно позабыв навязываемые столетиями русскую культуру и русский язык и тд и тп. И вот пока я подобными прогнозами занималась, Пэт, мои одногруппники, да и я сама - все мы обратили вдруг свои взоры на красующуюся на стене карту мира, и, в частности, на бескрайних размеров Россию, которая с десяток всех их Новозеландий и Колумбий вместе взятых легко могла бы в себя вместить. И внезапно так обидно, так грустно стало. Как будто я предательница и самым подлым образом Родину свою предаю, а они все, чужие мне и далёкие, молча и безучастно при гнусном этом событии присутствуют.

Как и во многих других странах, в России сотни кажущихся неразрешимыми проблем и вопросов. Однако главная наша проблема, разумеется, не в Путине, не в государственном устройстве или нечистых на руку чиновниках. Главная проблема, конечно же, в нас самих. Как писал Пелевин, в антирусском заговоре участвует всё взрослое население страны.

Смотрела как-то раз на канале Культура передачу про русское дворянство, про то, как здорово всё в те далёкие докоммунистические времена устроено было. Всё, за исключением одного-единственного момента - склонности к саморазрушению и самоуничтожению внутри самих представителей дворянства.

И Герцен, и Добролюбов, и Некрасов, зачем и почему все эти умные и образованные люди так яростно в своё время пилили сук, на котором сами же и сидели? Здоровая критика в отношении самих себя – это прекрасно и полезно. Но где граница между здоровой критикой и отречением от собственного я? Не является ли склонность к самоистреблению нашей русской национальной чертой и одновременно причиной всех наших бед и несчастий?