Ровно год

Забавно, что когда-то слово эмигрант носило для меня исключительно печальную окраску. В лучшем случае воображение рисовало либо грустного Бунина, вздыхающего о безвозвратно утерянной России, либо меланхоличного Бродского, кто так никогда и не увидел больше своих родителей. В худшем – удалых таксистов Нью-Йорка, разукрашенных проституток Наташ и успешных владельцев пельменных на Брайтон Бич, что были некогда на родине инженерами и учителями. Думаю, если бы лет семь назад кто-нибудь, предсказывая моё будущее, сказал, что из меня самой выйдет со временем самая настоящая эмигрантка, я бы расстроилась точно. Не такой жизни в то время я себе желала. Однако так уж вышло, что именно в этом эмигрантском направлении моя биография вдруг начала и вот уже ровно год как продолжает складываться.   

Не уверена, что когда-либо смогу внятно и чётко ответить на вопрос, зачем я уехала из России. Да и возможно ли из цепочки взаимодополняющих друг друга причин, совпадений и случайностей выделить одну-две-три главных? Чем дальше, тем больше я в конечном итоге склоняюсь к тому, что каждый человек несёт сугубо личную ответственность за собственные поступки, действия, упущенные или не упущенные возможности. Но ведь было же время, когда та же самая я и думала, и рассуждала иначе, с удовольствием, облегчением и чистой совестью, как мне тогда казалось, перекладывая всю ответственность за принятое нами решение на супруга Диму, что с детства мечтал уехать, ещё в школе увлёкся английским, окончил факультет иностранных языков, начиная со старших курсов с маниакальной тщательностью отслеживал иммиграционные изменения, выискивая возможные для нашего случая лазейки из страны. Так что рано или поздно наш отъезд, полагаю, должен был случиться. И жребий мой был брошен, как теперь кажется, задолго до получения заграничного паспорта или визы, но в тот самый момент, когда, не подозревая о мечтах и интересах будущего супруга, я обратила свой взор на худенького и скромного студента-филолога Диму. 

Кто ищет, тот найдёт. Способ уехать из ненавистной ему России нашёл и мой супруг, ткнув пальцем в маленькую, совершенно нам неизвестную, такую далёкую и, как тогда, из десятиметровой комнаты общежития Самарского государственного университета, в котором оба учились, казалось, землю обетованную Новую Зеландию. И вот я – чем ни жена декабриста - очень мало думая и ещё меньше сомневаясь, отправилась за любимым в прямом смысле слова на край света.

Не помню уже, как и почему так получилось, но год назад в наш последний день в России до аэропорта нас не провожал никто. Быть может потому, что был обычный будний рабочий день, и друзьям, и родственникам было не до нас; а быть может, все уже просто устали нас постоянно куда-то провожать, потому как ещё до отъезда в Новую Зеландию оба мы неплохо успели поколесить по городам и весям. Думаю, никто, включая нас самих, не отдавал тогда себе отчет в том, что мы можем уехать надолго или, что уж совсем казалось невероятным, навсегда, приятнее и проще было воспринимать всё происходящее как очередную нашу кратковременную авантюру. Да что там говорить, я и сейчас по прошествии года именно так всё и вижу, наивно полагая, что вернуть самих себя на прежние места можно легко и безболезненно, купив обратный билет. Разница, пожалуй, в том лишь, что вот, наконец, спустя год я начинаю постепенно задумываться и сомневаться, действительно ли такая моя уверенность справедлива и уместна.           

Радостно и смешно вспоминать свои первые впечатления от Окленда, города, что из невнушительного списка городов маленькой Новой Зеландии был выбран нами исключительно из практических соображений – самый крупный, самый многонаселенный, а значит, с поиском работы проблем должно быть меньше. Радостно, потому что воспоминания эти самые светлые, тёплые, эмоциональные; смешно от их необъективности, поверхностности, наивности.

В Новой Зеландии нас никто не ждал, никто не подыскивал нам загодя уютное дешевое жильё, не договаривался насчет работы или хотя бы подработки, у нас не было в Окленде ни одного знакомого или на худой конец знакомого знакомого, а про количество привезенных с собой денег даже вспоминать смешно – с такими средствами не только на постоянное место жительства, но в двухнедельный отпуск не отправляются. Прибавить ко всему перечисленному наши подозрительные специальности – Дима филолог английского языка, а я русского, вот вам и лучший наш портрет - два молодых неразумных, но поразительно упрямых авантюриста, первый из которых отправился на край света за детской мечтой, вторая - за первым.

Честно говоря, мне и самой верится с трудом, но несмотря на количество выплаканных слёз, бессонных ночей и казавшихся неразрешимыми ситуаций, я до сих пор всерьёз так ни разу и не пожалела о том, что оказалась в Новой Зеландии. Не потому, что, как впоследствии выяснилось, тут комфортнее, теплее, лучше зарплата, качественнее условия жизни и супруг мой, устроившийся в итоге на работу своей мечты, наконец-то счастлив. Но потому, что о трудностях, как тех, что уже позади, так и тех, с которыми ещё предстоит столкнуться, не жалеют. У нас здесь по-прежнему много проблем, они появляются одна за другой ещё быстрее, чем успеваешь о них подумать. Не больше ли даже, кажется мне иногда, чем было там, в России, где по всем показателям так трудно и непросто жить?

Дома и стены помогают. Вне дома помоги себе сам. Мне представляется, что попав в чужую страну, я увидела себя, наконец, во всех подробностях, со всеми недостатками, комплексами, внутренними проблемами. Я увидела себя очень русской, очень высокомерной, несамостоятельной, трусливой и неуверенной в себе. И чтобы выжить со всем этим букетом характеристик в новой среде, которая по определению не моя, а потому ничего мне не должна, но которой я в свою очередь должна так много, чтобы хоть как-то её к себе расположить, нужно было начинать что-то с собой делать, как-то себя менять. Чем, находясь в Новой Зеландии вот уже год, продолжаю старательно и верю, не безрезультатно, заниматься.